Форум » Общий раздел » Sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Ориджинал. PG. Мини » Ответить

Sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Ориджинал. PG. Мини

Сайфо: Название: Sicut et nos dimittimus debitoribus nostris (как и мы оставляем должникам нашим) Рейтинг: PG Примечание: Для Ланса

Ответов - 21

Сайфо: - Вторая городская, пятый этаж, палата номер восемь. Мы встретим. - Выезжаю. Павел нажал на кнопку отбоя и швырнул мобильник на соседнее сидение Хонды. Он не любил современную технику, да и к автомобилям расположен не был. Сам себе казался отчаянным дураком, усаживаясь на водительское место. Однако специфика работы требовала, и он смирялся. Всегда смирялся. Вторая городская клиническая больница пахла слабым раствором нашатыря, а казалось, что слабым раствором мочи. Этот запах прочно ассоциировался со смертью, и было непонятно, как в таком месте вообще можно надеяться на выздоровление. И, тем более, на пятом этаже в восьмой палате. Реанимационной. Нет, Павел прекрасно знал, что в реанимацию кладут после любой операции, так положено, но его звали только тогда, когда речь шла о гораздо более серьезных вещах, чем вырезаный под общим наркозом аппендикс. Заплаканная женщина средних лет, ожидавшая возле сестринского поста, поднялась навстречу, ткнулась горячими губами в запястье и потащила следом за собой к постели умирающего сына. - Мы едва добились, чтобы разрешили… - бормотала она бездумно, а Павел досадливо кивал. Да, каждый раз такая история. За это он и не любил Россию - казалось бы, могли уже и написать на этот счет какое-нибудь правило, но ведь нет же, родственникам всякий раз приходится заново падать в ноги и главному, и лечащему врачу, и зав. отделением. Словно бы никаких других дел у них нет. Тело, укрытое тощим больничным одеялом было уже скорее мертвым, чем живым, и только лихорадочно блестевшие глаза в красных воспаленных веках говорили о том, что мальчик в сознании, что он ждет Павла, нуждается в его помощи. Мать поцеловала сына в выступающую скулу, прошептала, отводя глаза: - Вот, привела, - и выскользнула из палаты так торопливо, будто боялась, что само ее присутствие доставляет умирающему дополнительные страдания. Впрочем, так оно, наверное, и было. Павел присел на край койки. Ему всегда было тяжело начинать, хоть и существовали извечные неизменные слова, которые должны были облегчить процесс, но и они каждый раз приходили на ум с трудом и с еще большим трудом слетали с языка. Однако на этот раз умирающий, нарушая все традиции, заговорил первым – его словно прорвало после долгого молчания, и он, не делая пауз и остановок, лихорадочно вышептывал всю свою недолгую, менее чем двадцатилетнюю жизнь. Павел слушал, не перебивая, не кивая сочувственно головой. Он знал, что слова эти обращены не к нему, и чувствовал себя случайным свидетелем, из любопытства прильнувшим ухом к замочной скважине. Всегда все одно и то же. Всегда все такое разное… Пальцы умирающего сжали ветхий больничный пододеяльник, и Павел вдруг поразился тому, насколько запястье этого изможденного мальчика похоже на его собственное – худое, обтянутое сухой, почти прозрачной кожей, белой, до голубизны. Вот только пальцы больного были суетливыми, а ладони самого Павла спокойно лежали на коленях. Так неподвижно, словно это сам Павел давно уже умер. И было страшно и неприятно, когда чужая холодная кисть вдруг накрыла его руку, сжала и потянула. Павел послушно наклонился к едва шевелящимся губам и разобрал те несколько слов, которые были предназначены совсем уж не для него. Никогда бы их не слышать, потому что… - Вы простите меня, святой отец? - Не я прощаю, Господь отпускает. - Он примет меня, я знаю, а вы? - Я… Ладони Павла снова легли на колени – безмятежные руки человека, отрешившегося от всего земного. Такие, будто бы и не хотелось до боли в пальцах вцепиться в нагрудный крест, ища и боли, и защиты. - Ну же, Паоло, ты ведь не любишь гречневую кашу, - справа над ухом ныл Анджело, выпрашивая его порцию завтрака, а напротив… Напротив сидел Безумный Тони. И было невозможно отвести от него глаза. Смуглая, торчащая из суконного воротника шея, казалась вызывающе нагой. Такой обнаженной, какой бывает только душа во время молитвы. И столь же нагим был взгляд темных скорбных глаз. Антонио не числился учеником. Куда ему, умалишенному. Он жил при колледже уже много лет и был старше учеников выпускного курса, но выглядел сущим ребенком. Только иногда за безумной детскостью проступало что-то невыносимое - как откровение, как любовь. И Паоло, приучившийся ловить эти мгновения, тонул в потустороннем без надежды выплыть. Потом, много лет спустя, уже будучи профессом, он все еще чувствовал на себе ласковый бездумный взгляд. Особенно в те минуты, когда усталость наваливалась тяжким грузом. И потому Павел не сразу понял, что на сей раз Безумный Антонио смотрит на него в действительности. - Святой отец, мы увидели возле храма блаженного. Он не говорит, кто он и откуда. Что нам с ним делать? - Оставьте и идите. Я сам все… Павлу казалось, что он видит в глазах безумца свое отражение: высокая фигура в черном и белое пятно лица – шахматный ферзь. Хотелось приблизить картинку, разглядеть засевшие в глубоких глазницах бесцветные цепкие глаза, неопределенного оттенка волосы, впалые гладко выбритые щеки... Так, словно именно под взглядом слабоумного линялое строгое лицо может обрести и жизнь, и смысл. Антонио, конечно, не был уже мальчиком с иконописным ликом. С годами он раздался, оплыл. Вот только глаза – темные воротца в свет, недоступный Павлу, остались прежними. И было так просто и страшно коснуться губами опущенных век. А безумец вдруг поднял руку, утешающе погладил по щеке. И Павел увидел близко-близко то самое, нагое и прекрасное, что было предназначено не для него. Мальчик давно уже спал, обессиленный исповедью, так и не дождавшийся слов прощения, а Павел все искал в себе силы сказать то, что нужно. Но потом понял, что уже неважно и бесполезно, что умирающий вряд ли проснется и, конечно, не услышит бессмысленное признание: - Нет. Только не я.

Цикада: Сайфо Печально...

Inspector Po: жаль, что так мало, красиво очень. название, правда, стоило перевести, имхо... хотя, Fiat voluntas tua, sicut in caelo, et in terra.


Сайфо: Inspector Po, угу, перевела.

Angell: Понравилось. Не совсем мое, но все же понравилось.

tigrapolosataya: Оченно хорошо.

нафаня: Вот я один опять ничего не понял и у меня куча вопросов: 1) в чем каялся умирающий? Учитывая направленность форума - неужели в голубизне? 2) зачем мальчику прощение этого конкретного священника? Может, лучше у мамы прощения попросить за то, что не думал о ней, когда занимался опасным сексом? (если я конечно правильно понял суть исповеди) 3) совсем не понял абзац с итальянскими именами. Отец Павел учился на католика, а потом приехал миссионером в Россию? 4) блаженный у храма - тот же Антонио? Не, не представляю даже сумасшедшего, который из Европы конкретного товарища в России без спецслужб найдет. Это была аллегория? 5) прочитал последнюю фразу, а потом название - Сайфо, колись, что за финт?

Сайфо: нафаня, 1) Я откуда знаю? не мне же каялся. 2) Затем, что иногда хочется не толкьо божьего прощения, но и человеческого. А мама - что? Мама всегда простит. 3) Юный Паоло учился в иезуитском коледже, впоследствии стал иезуитсяки профессом. Служил в Италии, потом, повинуясь приказам генерала оОрдена продолжил службу в России. И не в качестве миссионера, разумеется. Неясность во многом из-за того, что про отца Павла будет еще кое-что, но сильно потом. И там будет его биография. 4) Он самый. И таки да, не в России. Люди, зннаете ли, не всегда всю жизнь на одном месте сидят. Особенно - католические священники. 5) А самостоятельно подумать?

Max Gautz: Да, очень хочется, чтобы последняя фраза стала ответом не на вопрос мальчика.

нафаня: Иезуиты в Росси - вай, как интересно! Пошел просвещаться. В поиске в первой же строчке нашел инфу, что в СНГ их всего 56 и что они сами позиционируют себя как "рисковые парни". Сайфо, тема рулит, буду ждать биографии професса!

Сайфо: нафаня, нашли, кому верить - иезуитам. не удивлюсь, что их здесь очень сильно больше. По крайней мере, по имеющимся у меня частным данным (не с их официального сайта, разумеется), число членов Общества Иисуса в нашей стране в десяки раз больше и достигает нескольких сотен.

Алиса:

Сайфо: Алиса, странные Вы вещи говорите. Я не лезу ни в вопросы религии, ни в вопросы веры. Это во-первых, во-вторых: на русском языке именно "оставь", а не "прости". Ну уж извините. "И оставь нам долги наши, яко же и мы оставлям должников наших". С латынью примерно то же самое: "Распускать, отпускать, оставлять, бросать, увольнять". Не прощать. Кому что нужно - это его личное дело. Если Вы, скажем, обидите свою подругу, Вам нужно только Божье прощение? Нет ведь. Здесь рассказано о чувствах и переживаниях конкретного человека, о его отношении к себе, а не к Богу, и к вере. Каким образом это затрагивет религию, кроме того, что человек этот - католический священник, я не совсем понимаю. Вы бы Дюма "20 лет спустя" и "10 лет спустя" писать тоже не посоветовали бы? Там ведь Арамис тоже священник и иезуит. А по бабам ходит. Боккаччо за "декамерон" вообще надо было четвертовать, да? Как посмел-то писать про священников такое? То что Вам сложно осознать, это очевидно. Впрочем, иного и не ожидалось, уж извините.

Max Gautz: А по-моему в вопросы веры давно пора влезть. Не будь я таким дикарем, я бы и сам уже по этой теме прошелся.

Сайфо: Max Gautz>, тем не менее, вопросов собственно веры (равно как и религии), я не затрагивала. Хотя, конечно, говорить там есть о чем, но не в этом тексте.

Max Gautz: Однако ж наличие священникак - уже крамола. А прикинь че будет, если таки затронуть?..

Сайфо: Max Gautz, да не компетентна я в вопросах веры настолько, чтобы уж очень сильно в них влезать. Хотя вот то, от чего ты первую сцену писать отказался. оно частично затрагивает, да. Но больше, конечно, систему, церковь, а не веру, как таковую.

Max Gautz: Ну так а систему-то тем более грех не затронуть. Но там на самом деле все достаточно однозначно. Для меня, по крайней мере, а вот вера - это да, это уже гораздо сложней.

Ружь: Просто спасибо Вам за это мини Очень попало под настроение и вообще просто спасибо

Сайфо: Ружь Вам спасибо. И сочувствую Вашему настроению.

Ружь: Сайфо ничего страшного. Настроения быстро проходят.



полная версия страницы