Форум » Общий раздел » Ориджинал: "Красная Шапочка", романс, R. Горизонтальный инцест » Ответить
Ориджинал: "Красная Шапочка", романс, R. Горизонтальный инцест
Грей: Название: Красная Шапочка Фендом: Ориджинал Автор: Грей Бета: Leta Рейтинг: R Жанр: romance Направленность: слэш Предупреждения: инцест, нецензурная лексика. Саммари: бессмысленная детская тяга одного ребенка к другому. От автора: Ориджинал был написан давно, однако появлялся только на форуме "Фест редких фандомов". Ввиду внезапной моды на инцест решила реанимировать произведение и выложить его и тут тоже.
Ответов - 21
Грей: Потом, некоторое время спустя, мы оба имели счастье видеть, что Красная Шапочка на проверку оказалась самой обыкновенной девчонкой: немного странноватой, но сказочности в ней было не больше, чем баб в мужском монастыре. В ее прикрытой цветастым полотенцем корзинке на самом деле исходили паром пирожки с капустой и яйцом, а вовсе не лежали вперемешку пучки петрушки и марихуаны. Но все эти жизненные факты предстали перед нами гораздо позже. А в промозглую осень, когда Витьке должно было исполниться шестнадцать, и грязная вата облаков в небе плыла так медленно, как только могла, Шапочка была для него наравне с Богом, и я уж точно ничего не мог по этому поводу сделать. * * * - Гы-гы, Витек запал на Тапочку, - прокаркал Андрюха как-то раз, когда в ленивом разговоре про баб мой младший братишка заикнулся об этой малолетней стерве. - Чего гонишь! - взбрыкнул Витек и довольно чувствительно пихнул Андрея в предплечье. Тот на секунду сморщился, потер ушибленное место. Потом снова оскалился: - Значит, правда? - Да заткнись ты, - нарочито бесстрастно отмахнулся Витя. Мол, болтай, чего вздумается. Мне-то что. Вот тут-то я и понял, что он на самом деле на нее запал. Мой брат Виктор Волков - пацан пускай зеленый, но что такое гордость понятие имеет сполна. Не зря ведь я привадил его таскаться с нами по вечерам, когда ему еще и тринадцати не было - пусть получает хорошее влияние, общается со старшими, вырастет настоящим мужиком. Мои пацаны малолетку приняли без разговоров - Витек мгновенно сделался любимчиком, чем-то вроде талисмана. Прошлым летом, когда Андрюха с Цукой повадились по утрам лазить на продовольственный склад возле магазина, без Витьки не ходили ни за что. Он сидел на покосившемся заборе перед складом, держал вахту. Если б кто шел в опасном для нас направлении - он должен был не пустить его на склад, заболтать до смерти. А если б проходил Ромащук, самый злобный из здешних ментов, Витька должен был свистеть. Только свистеть ему никогда не приходилось, забалтывать нежелательных любопытствующих - тоже. Какое-то, видно, есть в пацане природное обаяние - когда Цука с Андрюхой выносили из склада достаточно количество водки и жратвы, чтобы вылазку можно было считать удачной, один из них возвращался за Витьком, и неизменно находил того на насесте довольным, веселым, а карманы оттягивали горсти полученных от разных знакомых конфет. В школе Витьку тоже любили - и не только учителя за веселый нрав и сговорчивый характер, а даже самые стервозные девчонки. Иногда идешь по коридору, вдруг оп-па - сидит на широком подоконнике пара старшеклассниц, ножка на ножку, под невесомую юбку заглядывай-не хочу, а между ними мой братан, улыбается, рассказывает что-то. Старшеклассницы ржут, умиляются, гладят его по голове, целуют в щечку. - Эй, что встал? - пихает меня в плечо Цука. - А? - до меня доходит, что я уже добрых секунд десять стою посреди коридора и пялюсь на компанию, оккупировавшую подоконник - причем ножки двух этих шлюх меня интересуют чисто из принципа. Я ежедневно дрочу на своего младшего брата уже где-то полгода. Да... Полгода назад, этой весной, в последний день перед каникулами, я вернулся домой позже него - после школы отправился с парой пацанов развеять уныние, нагнанное оценками за четверть, посредством хорошей игры в футбол. На пару с Цукой продув два-ноль и жутко вспотев, расстроился еще больше и домой приплелся в совершенно убитом состоянии. Витек с визгом кинулся мне не шею и обвил ногами талию, как только я вошел и закрыл дверь. Он что-то восхищенно орал про то, что он лучший в классе и мать дала ему деньги, он со мной поделится. Я, широко распахнув глаза, одной рукой поддерживал его под задницу, чтоб не грохнулся, в кулаке другой крепко сжимал его футболку. Нос и щеку щекотали его светлые - светлее моих - волосы, отпущенные почти по плечи. От него волнами исходил нестерпимый жар, и пот покатил с меня градом. Повышение температуры точно не имело никакого отношения к обычной горячке, какая бывает после игры. Витька повисел на мне еще немного, потом, все не затыкаясь, спустил ноги на пол и чуть отпрянул - смотрел мне в лицо своими восхищенными глазищами и плел что-то про то, что Шапочка звала его на день рождения на будущей неделе. Я мог сконцентрироваться только на том, что он шепчет мне чуть не в рот, дышать трудно и до боли, до невозможности хочется сунуть руку в штаны и сжать затвердевший член. Итак, в тот день, когда Андрюха в шутку доставал Витька на предмет Шапочки, я прекрасно осознал, что он на нее в самом деле запал. Не в его было стиле покорно соглашаться с неправдой - тем более, когда этой неправдой подтрунивали над ним. Значит, действительно их с Шапочкой вечная дружба (как сели в первом классе за одну парту так и не расставались с тех пор) для него уже не просто так. И то правду говорят, мол, после десяти лет дружбы между мальчиком и девочкой не бывает... Андрюха затянулся и заржал. Мы сидели на площади напротив входа в центральный парк, Витек поднялся и, обронив что-то про пирожки с картошкой, зашагал к ближайшему киоску. - Точно, блядь, любовь-цветы у пацана, - кивнул на его удаляющуюся спину Андрей. Я пожал плечами и не ответил. Часы сменялись днями, дни - неделями. Лето пролетело вмиг, пахнуло осенью - Витька, пока никто не видит, мастерил на заднем дворе шалаш, я слонялся с друзьями по городу. Уходил вечером, часов в девять, возвращался под утро и спал до обеда. Было это что-то вроде терапии - так у меня получалось по минимуму видеть Витьку, и в день мы перебрасывались разве что парой фраз. Не знаю, думал ли я тогда об этом. О том, что надо стараться выбросить из головы всю ту дурь, которая заставляла просыпаться по ночам от малейшего Витькиного стона, подскакивать к его постели, гладить по голове и шептать: "Эй, малыш, все нормально, все нормально". Которая невольно растягивала мои губы в улыбке, когда он, захлебываясь, рассказывал мне и пацанам о том, как Цука, выжрав целую бутылку вина, ловил кошку, дабы привязать ей к хвосту консервную банку, и при этом по-китайски матерился. Или, может, та дурь, которая заставляет меня слишком крепко прижимать его к себе, если он в каком-нибудь минутном порыве меня обнимет. Или, может, та дурь, от которой иногда делалось до слез обидно, а почему - не сказать. Дурь надо было выбивать, но мне было лень. Гораздо удобнее было пустить все на самотек - жить как всегда. И будь, что будет. В последний день осенних каникул, в воскресенье, меня разбудил жуткий грохот - мать на кухне уронила чугунную сковородку вместе с крышкой, та, падая, зацепила противень… Я подскочил на постели, как ужаленный - на кухне крышка все еще каталась на полу по кругу, никак не желая успокоиться. - Блядь, - протянул я про себя и стал натягивать джинсы. Накануне ночью вернулся я не очень поздно, так что выспался к завтраку более или менее. И, кроме того, валяться до обеда в постели не выходило - сегодня надо было еще закончить читать какую-то дерьмовую классику, которую поручили прочесть за каникулы. Поднявшись, я отправился в кухню, к матери, потирая заплывшие со сна глаза и ероша волосы. - Поди умойся, - с порога поздоровалась она. - Угу. Витька где? - На улице. - А. Я машинально поднял все еще валяющийся под ногами противень. По полу под ним растекалось огромное жирное пятно. Витька вернулся после обеда - влетел в дом, как небольшой вихрь, чуть не снес дверь с петель. - Ты потише немного, а? - крикнула из спальни мама. - Я иду спать, сильно не орите. - Не будем, - пообещал Витька. Я поднял глаза от страницы "Героя нашего времени" - муть ужасная, но прочитать нужно. Печорин как раз ухлестывал за этой своей молодой княжной, и я зевал с риском вывихнуть челюсть. Так что Витька получился в каком-то роде спасителем. - Игорь!! - завопил он, прыгая ко мне на кровать, но, памятуя о наказе матери, завопил, так сказать, шепотом. - Братан! - Что такое? - спросил я. Он схватился за мою футболку, и все никак не мог перевести дух. Через одежду я снова чувствовал этот его чертов жар - наверное, дорогу до дома он проделал бегом. Витька переводил дух, тяжело дышал, упершись руками мне в грудь: голубые глаза сверкают, на щеках два красных пятна. - Ну что, говори, - встряхну его я. - Я целовался с Шапкой - наконец выпалил он на одном дыхании, привычно обжигая дыханием мое лицо. - КАКОГО ХРЕНА! - немедленно рявкнул я еще до того, как он закончил фразу. Как только дошел смысл сказанного - сразу рявкнул, резко подтянулся на руках, стряхивая его с себя. Блядь. А ты что хотел. Нет, мне интересно, а ты чего хотел-то, я не понял? У Витьки сделалось такое лицо, будто я его ударил. - Ты что? - вытаращился он. - Я рассказать хотел… - Рассказал, дальше что? Он посмотрел на меня очень пристально, прямо таки впиваясь прищуренными глазами. Уставился, будто пытаясь понять, что меня разозлило. Я сидел, опираясь спиной о спинку кровати, и он вроде чуть подался ко мне, стремясь лучше заглянуть в глаза. - Уйди, а? У меня плохое настроение, - хрипло проговорил я. Витька уходить не захотел. Это его и сгубило. - Не знаю, что это тебя так переклинило, но... Договорить он не договорил - потому что снова по своей тупой привычке слишком близко ко мне склонился. Одной рукой схватив в кулак клок его волос, другую я опустил на его спину и резко нажал, так, что он, не удержавшись, упал на меня. Прежде чем он успел опомниться, я за волосы повернул к себе его лицо, впился в пораженно разинутый рот. Я целовал его ровно три секунды. Зубы мерзко скрипнули о зубы, но я не обратил внимания. Ровно три секунды язык жестко хозяйничал в его рту, я зажмурился и только целовал, целовал, пил. Обеими руками я изо всей силы удерживал его на себе. Когда он упал, я раздвинул ноги и теперь крепко сжал бедра, стремясь выиграть еще чуть-чуть, еще секунду. Но как только Витька окончательно пришел в себя после первого шока, он изловчился нащупать на тумбочке у кровати телефонную трубку и так врезал мне по черепу, что ни о какой дальнейшей борьбе и речи быть не могло: я взвыл, отпустил его и схватился за голову. Трубка упала на пол, от нее откололся черный пластмассовый кусок. - ТЫ ЧТО, СОВСЕМ ОХРЕНЕЛ?! - завопил Витька, одним прыжком отскочив от кровати и схватившись за ручку двери. - ТЫ ЧТО, ОХРЕНЕЛ?! Но я его не слышал - зажав руками голову, я беззвучно выл. Все-таки врезал он мне знатно, под пальцами чувствовалось теплое и влажное. Перед глазами плыло, я силился что-то сказать, но язык не слушался и стал вдруг бесформенным куском теста. Витька уже выбежал из комнаты. Я слышал, как в другом конце квартиры хлопнула дверью мать. Не дожидаясь, пока она придет сюда, я дернул оконную раму - благо ее еще не заклеили на зиму - и выпрыгнул прямо в заросли крапивы и лебеды.
Грей: * * * - И что, домой не пойдешь? - Какое домой. Мать начнет орать... - Да ладно, - хмыкнула Шапочка. - Не мать тебя беспокоит. Не сказать, чтобы говорила она очень уж умные вещи, но что говорила, умела преподнести так, что невольно думалось - а девка умна. Я не ночевал дома второй день. Мать, я знаю, не очень волнуется - знает, что если утром меня нет дома, значит, пошел ночевать к одному из приятелей. Может, она даже разговаривала с Андрюхиной мамой - они вроде подруги. - Какая разница. Я не могу вернуться. - Не можешь, - согласно кивнула Шапочка. Я наткнулся на нее, когда бесцельно брел парковой дорожкой в сторону прудов. Девчонка шагала, поддевая носком босоножки гнилые листья, застилавшие тропу. Мне никогда не было понятно, почему ее зовут Красной Шапочкой, а теперь понял - сходство действительно есть. Вечно идет сквозь темный лес, полный Серых Волков, с таким видом, будто прогуливается по поляне, собирает землянику. Поздоровались, она угостила конфетами. Присели. Шапочка сняла обувь, ноги вытянула, зарыла ступни в умирающей траве. В лицо заглянула - все видит. Витька ей рассказал, что ли? - Ты знаешь, Игорь, он умный мальчик. Точно он. - А вы... - Не, - перебивает она меня. - Ты что. Я ж понимаю. Деловитость эта ее. Как будто сама взрослая. И называет меня эдак смешно - Игорь. Твердо - Игорь. Чтоб не сказать - учтиво. Я молчу, курю. Ветер сносит сигаретный дым прямо Шапке в лицо, но она будто не замечает. - Все образуется. Я невольно улыбаюсь - и где только она берет эти фразы... * * * Шли дни, минула неделя. Вчера столкнулся в центре с матерью - она сердилась, сказала, пора бы уже и честь знать, не хрен у чужих людей околачиваться, как будто своего дома нет. Говорит - Витька болеет, хмурый, по брату соскучился. Как же, соскучился. ЩАС. Ничего уже не образуется, думал я. Книжка про Печорина была дочитана, мнения своего я о ней не изменил, как не изменил и тупой уверенности в том, что с Витькой мне уже не помириться. Помириться?! Мириться можно, когда ты с человеком поссорился. А когда ты его... Если б он меня по башке не шваркнул... Не знаю, что с ним сотворил бы. Да как человеку вообще в глаза после этого можно смотреть? Пацаны думали, что у меня опять неприятности с матерью. У нее часто случались Плохие Дни - а с тех пор, как папка ее бросил, так вообще. Поэтому ничего не было странного. Папаша Цуки уехал на две недели на охоту, так что на какое-то время я мог спокойно обосноваться у надежного приятеля - тем более что старшая Цукина сестра на это время смоталась к своему дружку, и мы могли сотрясать дом потрясающими пьянками вплоть до утра хоть каждый день. А там посмотрим. - А что! От отцовских денег осталось еще больше половины, а жратвы можно со склада натаскать. Сегодня ж суббота! Завтра Машке 17, значит надо сегодня начать бухать, и прямо сутки - тогда получится, что отметили от начала до конца. - Надо было народу заранее сказать, - задумчиво протянул я. - Это ж уже сегодня... - А ты думаешь, я не сказал? Все уже решено, я тебя ставлю в известность. Думал, не подведешь... Цука в одних трусах сидел за кухонным столом перед огромной чашкой молока и лыбился. Знает, гад, что соглашусь. Потому что отказ в этом случае вообще невозможен. Кем прослывешь? - Достану я тебе травы, урод, - махнул я рукой. Цука снова обнажает в кривой ухмылке верхний ряд желтоватых зубов, пьет молоко. Доволен. Я тоже. Может, хоть на один вечер получится быть нормальным, старым Игорем, а? - Слушай, а чего брата твоего не видно? Позови Витька. Сглотнув - нервно дергается кадык - я отвечаю, что Витька вроде болеет. - Аа, жалко. По этому черту малому все скучают, - сетует Япошка, чешет на голой ноге комариный укус. - Ага. Скучают, базару нет. Цукина задумка была понятна - часам к десяти собрать у него дома побольше людей, а как только стукнет двенадцать, всем дружно заорать и кинуться поздравлять Машку. За что я уважаю Япошку - никогда не тешит себя ложными надеждами. Пацан прекрасно знает, что под конец торжества (который когда еще наступит) дом его будет в таком состоянии, что любой столичный гид уписался бы от счастья, получив это место в качестве муляжа руин средневекового замка. - Овчинка стоит выделки, - не смотря ни на что, лыбится Цука. Это его любимая фраза. Я был почти уверен, что он этой ночью собирается Машку трахнуть, и это вполне объясняло благородный порыв справить девице праздник. Дом и сад с Цуки, Андрюшка с ребятами достанут еды и выпить, гости дорогу найдут. На мне была травка, и с этим тоже не было проблем - никому из нас не требовалось более трех затяжек, чтобы начать смотреть трехмерные фильмы про чертей зеленых. Поэтому после обеда я с великими предосторожностями заглянул домой, стянул из своей комнаты тетрадку, в которой где-то на полях был записан адрес Правильного Человека. Чуть не блеванул, увидев на полу у кровати кусок черной пластмассы со сколотым краем. - А как по-японски будет "я тебя люблю"? - придурошно хлопая глазками и водя пальцем с розовым ноготком по обнаженной Япошкиной груди, щебетала именинница. - Вот так вот! - И Цука, схватив девку за подбородок, с весьма устрашающими всасывающими звуками примял ртом ее пухлые губки. Те, кто видел, начали ржать - всем известно, что японец он только именем. Рядом со мной на траву с размаху приземлился Стас. - Чо-то ты, Игорек, жадный сегодня, - заржал он, забирая у меня изо рта полупрозрачный чубук кальяна, который когда-то был элементом кондиционера, но теперь служил для целей более благородных. - И злой! - поддакнула Риточка, местная легенда, умеющая давать всем, кто нравится, и при этом не прослыть шалавой. Ее подружки веселились на крыльце - оттуда уже слышались радостные вопли "Never never let you go" в исполнении нескольких явно нетрезвых голосов. В квартире так орала музыка, что от басов тряслись стекла в окнах. Несколько небольших тесных компашек расположились на крыльце и по темным углам сада, а мы - с полдюжины человек из моей параллели - сидели под деревьями почти в самом центре. Света из дома и от крыльца хватало, чтобы мы могли нормально друг друга видеть. Я сидел в пластиковом кресле, какие бывают на пляжах - что символично, к нему даже солнцезащитный зонтик прицеплен был. На зонтик налипли влажные желтые листья. Ритка, Анюта, Цука с Машкой и еще пара человек самозабвенно играли в бутылочку. Машка пьяно клеилась к Япошке, да причем так очевидно, что он вроде как даже интерес потерял и явно собирался оттрахать ее сегодня только из чувства долга и в качестве подарка. Я раскуривал кальян и сильно подозревал, что Стас исполнил свою давнюю мечту как-нибудь подложить туда вместо табака чайной заварки. Глаза слипались. - Я не злой... - протянул я и зевнул, не открывая рта. - Он трезвый, - сочувственно объяснил Стасик. - Что-о? Вообще оборзел, это же мой день рождения! - взвизгнула Машка, и кинулась шарить под стульями в поисках новой бутылки. - За меня! И я пил. За Машку, за Машку с Цукой, за дружбу, за смерть или свободу, за любовь... В районе трех веселье только начало набирать обороты. Процент "бутыльщиков" значительно увеличился - вокруг кальяна и бутылки собралась теперь добрая дюжина человек. Андрюха куда-то делся, Машка вроде спала, откинувшись назад в своем белом кресле. Балом правили Риточка с Япошкой. - Вызов! Я сказала, вызов Спирику! - Махала руками черноволосая стерва. - Повелеваю - засоси Стасика, только по-настоящему! Присутствующие пацаны грянули единодушным "Совсем бабе крышу рвет!!". - Вызов надо выполнять, сам выбрал, - хохотала Рита. Спирик рядом со мной вдохновенно материл "пидаров ебучих" и отказывался хотя бы пальцем прикоснуться к Стасу, аргументируя тем, что "Игорь с Цукой меня потом уважать перестанут". Я бы посмеялся, если б не рой мыслей типа: "Да ладно, Главный Пидар Игорек тебе даже медаль вручит". Оставив народ разбираться, я поднялся со своего места и, слегка покачиваясь от выпитого, пошел к крыльцу. Уселся на ступеньку, закурил. Склонил голову к перилам. - Не весело тебе? - вдруг сказал чей-то голос в самое ухо. Я подскочил на месте, резко обернулся и оказался нос к носу с улыбающейся Шапкой. - Э, а ты тут откуда? В такое время! - Большая, значит, выросла, - засмеялась она. - Меня Рита позвала - наверно, не думала, что я правда приду. А мне весело, - она обвела двор и дом лукавым взглядом, - даже очень. Представляешь, просят не уходить. Я кивнул. Несколько дней я был готов Шапку задушить, а сейчас - ладно, чего там. Ладно уж, чего там. Вдруг девчонка наклонилась и зашептала мне: - Я тебе вот что сказать хочу - запомни, чтобы ты сегодня ни делал, смотри своими глазами, а не чужими, понял? - Аа?! - вытаращился на нее я. - Своими глазами, - терпеливо повторила Красная Шапочка. - Повтори, как я сказала. - Смотреть своими... - недоуменно начал было я, но огромные ржавые ворота Цукиного двора вдруг противно заскрипели, и я повернулся посмотреть, кто идиотничает. С трудом толкая одну створку и помогая себе хорошим матом, во двор просачивался Андрей, с ним еще кто-то. Видимо, очередные гости. Я, было, снова повернулся к Шапке, но ее уже не было. - Эй, Игорек!! Я обернулся. Порядком поддатый Цука стоял, используя моего младшего брата в качестве опоры, чтоб не сильно качаться. Витек был цветом лица похож на густой кальянный дым и смотрел на меня огромными глазами. - Ну ты, Игорек, и СВОЛОЧЬ, доложу я тебе, братан! - разорялся японец. - Что ж ты гнал, что Витька болеет! Ни хрена Витька не болеет... правда, Витька... Ахаха... Если бы Андрюха за Максом не пошел и его б на улице не встретил, Витек бы к нам и не попал сейчас, правда, Витек? Тот умудрился несколько раз подряд кивнуть, не оторвав от меня взгляда. - Да, переглючило, - медленно сказал я. Цука еще что-то болтал, но тут ему под руку вовремя попалась проходившая мимо Машка, и дальнейшие проповеди на тему того, какой я козел, что не позвал к Цуке его обожаемого пацана, пришлось слушать уже ей. Мы все еще не отрывали глаз друг от друга. Я так и остался стоять вполоборота. "Братья Волковы, очная ставка", вдруг мелькнуло у меня в мозгах. И это почему-то заставило меня невольно улыбнуться. А Витька вдруг улыбнулся в ответ и повис на мне, вцепился пальцами в плечи, носом уткнулся в воротник свитера и что-то шептал, говорил, может, даже кричал. Хотя, скорее всего, шептал, причем очень тихо. Я, во всяком случае, не слышал ничего.
Грей: * * * Бля, как же так получается. Вот час назад я старательно упиваюсь в бревно, чтобы хотя б на несколько часов перестать думать о том, какой я гребанный идиот и что так дальше жить как-то лишне: а вот я уже теряю всякий разум, потому что Витька тянет меня черт знает куда и его ладонь в моей руке сухая и, как обычно, горячее магмы. Сколько б я не пил, до беспамятства мне всегда далеко. Я отлично понимаю, что мы вдруг оказываемся в предбаннике цукинской парной. Низкие полки завалены старой одеждой, какими-то тряпками. Витька, ни на секунду не выпуская моей руки, толкает меня на скамью и садится верхом, прямо на меня. Прямо на меня. ГОСПОДИ, сколько же я выпил, если мне мерещится такое, черт, не уходи не уходи не уходи. Я хочу поднять руки, чтобы поймать его и держать, а то он уйдет. Но, кажется, все свинцовые немецкие пули, когда-либо покидавшие нацистские ружья, вдруг каким-то образом переплавились и стали моими ладонями - я не могу их поднять, я даже не могу ими пошевелить, они лежат по сторонам от меня ладонями вверх, и пальцы, как пики. Все это проносится в моей голове болезненной царапиной в одну сотую секунды, и я готов разреветься оттого, что не могу схватить Витьку за волосы, за руки, сжать и не дать уйти. Но Витька и так не уходит. Он всхлипывает, и я больше не вижу - он просто впивается в меня ртом, сухими горячими руками обхватив мое лицо. Он пожирает мой рот, целует больно, сильно, крепко прижимаясь мокрыми губами. Я считаю. Проходит три секунды, и он все еще на мне, целует меня, как будто хочет целиком сожрать, рефлексивно сжимает коленками мои бока. И тогда свинец немецких пуль сменяется живым нормальным телом. Витька в полосатой рубашке, она когда-то была моей. Беспорядочными и резкими движениями я сую одну руку под его одежду, царапаю колючками обгрызенных ногтей горячую кожу на спине, и он выгибается вперед под силой нажима. Второй я нащупываю край ворота рубашки и резко, зло, со всей силы дергаю вниз. Витька втягивает воздух - он не ожидал. По деревянному полу заводными лягушками запрыгали оторванные пуговицы. Он прижимается ко мне всем телом, трется об меня, ерзает и шарит руками по скрытой свитером груди. Бля, мне не хватает рук, мне не хватает ладоней, чтобы взять его всего, вцепиться во всю его полыхающую кожу. Вдруг Витька отрывается от меня и нетерпеливо тянет вверх мой свитер: останавливается, ждет, пока я подниму руки. Но я не поднимаю. Когда он оторвался от меня, я вдруг увидел его лицо. И когда я в полной мере осознаю, что это не пьяная галлюцинация и что передо мной действительно Витька, мой чертов младший брат, меня вдруг начинает бить крупная дрожь. - ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ!! - ору вдруг я ему в лицо. Витька испуганно замирает. С лица отхлынула вся кровь. Я на его месте тоже испугался бы до черта. - ТЫ С УМА СОШЕЛ! - продолжаю орать я, но уже чуть тише. Витька вдруг обхватывает меня руками и жарко шепчет: - Ты вот подумай, ты кому сейчас говоришь? Ты может и мне, и себе - а я не знаю, мне плохо было, меня рвало два дня. Я не знаю, что я знаю, я хочу, не знаю, почему так, БЛЯ Я НЕ ЗНАЮ, ИГОРЬ! Меня два дня рвало. И я пришел. Я хотел раньше. По голосу я слышу, что он сейчас разревется. Если я его сейчас не обниму и не начну целовать - он начнет реветь, и это все. Это будет все, я знаю, что-то Шапка сегодня такое важное гнала, что-то цепануло, ты посмотри, дебил, в какой ты оказался ситуации, где ты сидишь, что ты делаешь, с кем ты делаешь. И я вздергиваю за подбородок его лицо, и целую так, чтобы мгновенно высохли непролитые горькие слезы. Я с ужасом думаю о том, что бы было, если бы кто-нибудь туда зашел. Конечно, ни один из нас и не подумал закрыть дверь на крючок - Витька просто захлопнул ее за нами, прежде чем в меня вцепиться. Когда он, дыша прерывисто и часто, сполз с моих колен на пол и дрожащими пальцами расстегнул мне ширинку, обхватил горячими пальцами основание и взял в рот головку стоящего столбом члена, я уже не стонал. Куда там. Я, кажется, кричал. Крик начинался тяжелым гортанным стоном и заканчивался бесстыдным высоким "Ааааа!". Витька беспорядочно двигал головой, с каждым разом вбирая член в глотку все глубже: я схватил его за волосы, и стал подталкивать. И кончил за какие-то три минуты, откинувшись назад и больно долбанувшись башкой о брусчатку предбанника. Витька уткнулся мне в живот, горячий влажный рот касался кожи, а дышал он тяжело и прерывисто. И улыбался. Когда я, придя в себя, поднял его на руки и снова усадил себе на колени, одной рукой обнимая и прижимая к себе, другой осторожно поглаживая светлые волосы, край глаза зацепил какое-то движение в углу помещения. У плотно захлопнутой двери висело зеркало, в полный человеческий рост. Я до сих пор готов клясться, что это не мои мушки перед глазами, а там действительно мелькнула Красная тень. Смотри своими глазами и делай, что хочешь. Что хочешь на самом деле. Мир меняется, ты уже ничего не можешь изменить, так живи дальше. - Иго-орь, - протягивает Витя. - Мм, - отзываюсь я. - Телефон теперь не работает. - Похуй... Со двора слышится отборный Цукин мат на нерусском языке.
Ружь: Грей господи, да я это читала еще по-моему в прошлом году на форуме редких фэндомов( точного названия форума не помню )!!! еще в тот раз он меня сильно зацепил и теперь у меня появилась возможность его снова перечитать! огромное Вам спасибо за него. честно, один из любимых инцестных ориджей и так приятного его перечитать вновь!
Иеле: получила пару минут удовольствия =) спасибо автору!
Алиса: Грей Я читала этот оридж на каком то форуме, и помню как он мне понравился. Так могла бы написать menthol_blond, чье творчество очень люблю. А тут такая приятная неожиданность- этот оридж,правда инцест неприятно царапнул=( Но написано здорово,переживала за героя))
red_up: Грей Спасибо большое, очень здорово написано, как пишут падонки "Спасиба, падрачил"
alan: Грей аааа...*упал в ноги* господи, Грей, мать тебя через три колена, ты лучшая, ты просто, ты гениальна в инцесте! ты меня заставляешь занимацца непотребством 24 часа в сутки.. б**! Это п***ц как гениально! Я не могу выражать эмоции без мата, особенно тебе! Ты жИстокая женсчино, ми амиго! Ты вообще! я буду тобой восхищаццо на ровне с Мобиусом и Инспектором! Ты вообще! С меня много-много-много всего чего захочешь! Я узнаю скока стоит билет до твоего галимого места обитания, я приеду и выставлюсь тебе! ПЯДЬ! Алиса пишет: так могла бы написать menthol_blond, гы-гы, ты сматри с кем тебя сравнили)))))))))
Shinmaya: Грей я, конечно, все понимаю... но где прода по "Лаю..."?
Паранойя Либестуд: по-японски я тебя люблю будет "дай суки"...
Грей: alan Дорогая лисья морда, Мобиус - мой дед, то есть гениальный родственник, а Инспектор, кажется - любовь всей моей жизни... Но что ж ты позоришь их добрые имена, ставя сицилийского наркокурьера с ними на одну планку? Инцест у меня больная тема, все дела. Про Ментол я тоже выпала О_о Ружь В самом деле?! Мне дико, и дико приятно, что эта штучка кому-то настолько понравилась ) Спасибо! Алиса Запозотивный отзыв - сердечное спасибо, за сравнение с Ментол Блонд - нож между ребер в темном переулке... )) red_up Иеле Спасибо, люди дорогие ) Shinmaya Ну, скорее не прода, а эпилог. И она там же, где продолжение PL!
Грей: Паранойя Либестуд И тебе привет незлым тихим словом
Паранойя Либестуд: рада, что ты наконец вышла в люди... и может уже чего-нить новенького? раз запой закончился... может творческий порыв начнется?
alan: Грей мобиус вообще дед всея Руси, а Инспкектор...ых..да инспектора и я люблю. А тебя ставлю на одну планку ибо твои умоподрочительные произведения вызывают такую же реакцию, как и их)) а у меня вот нету братика,которого можно было бы яоить
Грей: alan И моего не получишь В общем, спасибо на добром слове, милый друг. Паранойя Либестуд Эх, чую, любая наша беседа немедленно перерастет в беспросветный флуд, так-что пойду отвечать в Л.С.
alan: Грей да я и не стремлюсь))) да не за что)))
нафаня: Грей пишет: [Запозотивный отзыв - сердечное спасибо, за сравнение с Ментол Блонд - нож между ребер в темном переулке... )) ] Гы. Камент alan тоже забавный, но почему рассказ так называется я не понял. И жаль, что в незакрытую на крючок дверь мама братьев не заглянула.
Nimfa: Мне понравилось, на одном дыхании читается. Видимо, на одном дыхании написан был? Стиль выдержан, здесь ты (можно?) из одного в другой не бросалась, как в "Лае", например. Ну там зато история подлинней Короче, прогрессивный ты слэшер))) Пиши еще!
Грей: Nimfa Таки да, на одном. Спасибо, будем прогрессировать дальше :D
tar: Грей действительно, не читается а просто проглатывается на одном дыхании))) спасибо))) очень понравилось
Грей: tar Оле оле ))
полная версия страницы