Форум » Общий раздел » ГП: "Мой мальчик", NC-17, End. » Ответить
ГП: "Мой мальчик", NC-17, End.
Азазелло: Название: Мой мальчик Автор: Азазелло Бета: Марина Рейтинг: NC - 17 Пейринг: ЛМ/СС Жанр: романс, PWP Дисклеймер: Имена персонажей принадлежат Роулинг, так же, как и магические артефакты.
Ответов - 9
Азазелло: Похмельное утро бесцеремонно вытягивало Люциуса из сна, проникая омерзительно яркими солнечными лучами под веки, мучительно вонзаясь в мозг. Очередная попойка в его поместье - пьяные девицы и даже захмелевший Темный Лорд, неестественно благодушный, расхваливающий их за удачный рейд, результатом которого стал переполох в Министерстве Магии, достойно освещенный в газетах какие-нибудь два часа спустя. А потом глаза повелителя блеснули красным всполохом, он вперил свой взор в Руквуда и запустил в того Круциатусом, Руквуд увернулся, настроение Темного лорда, стремительно набирая обороты, взлетало от расслабленного до энергично жизнерадостного, и Северус потянул Люциуса за рукав: - Пойдем-ка отсюда, я р-расскажу тебе о том, почему опасно часто п-пользоваться обротным зельем. Т-т-т... Т-тебе же было... Ик... Интересно. Помнишь? Насмешливо и нежно Люциус воззрился на младшего приятеля: хуже занудного гения может быть только пьяный занудный гений, но счел предложение своевременным, и они удалились в спальню. Да, кстати! Действительно в спальню, значит Северус где-то должен быть... рядом? В его кровати? На полу? Это забавно, если учесть застенчивость Северуса, вздрагивавшего от любого прикосновения, когда его пальцы случайно касались нежной юной кожи: виска, щеки, шеи. Вернее, случайным это давно уже не было – Люциус изучал смешную реакцию смущающегося мальчишки, ехидно недоумевая – чего он боится? Что кто-то позарится на его тощее закутанное в нелепые поношенные тряпки тело? Эта желтоватая болезненная кожа (такая, впрочем, приятная на ощупь), этот огромный носище, воспаленные губы, которые Северус имел дурную привычку облизывать... И вдобавок к его сомнительным прелестям – мелкие неровные зубы, тоже с желтоватым налетом, что скорее было природным, так как Люциус сам неоднократно наблюдал, как Северус их чистит – еще во времена их школьных будней, когда, будучи его старостой, заставлял самого неопрятного мальчика тщательно приводить себя по утрам в порядок. Люциус открыл глаза и скосил взгляд. Рядом, без подушки, прямо на простыне лежала темноволосая голова со спутанными, как длинные ветки для метел, волосами. Предпринимать что-то дальше, выяснять у Северуса с невинным видом (или лучше возмущенным?) не было сил, и Люциус вновь закрыл глаза, пытаясь вспомнить, как они очутились в одной кровати. Ах, да! Они долго дискутировали о трансцендентной магии, о большом и малом ключе Соломона... Не то, чтобы это было дискуссией в настоящем смысле слова - Люциус только слушал, но было интересно, а вопли соратников за стеной помогали проникнуться темной сущностью цитируемых Северусом строк магических учений. А потом Северус поднял руку, как какой-нибудь пророк или чокнутый Хогвартский профессор, и заявил: «Все. Теперь я ложусь спать. Объяснять тебе все это, то же, что поливать умиротворяющим бальзамом Мандрагору». А после этих слов Северус, пьяно покачиваясь, выбрался из кресла и стал раздеваться. Дальше Люциус не помнил, но мог предположить, что последовал примеру младшего приятеля и тоже отправился в постель. Итак, его застенчивый друг сам же поставил себя в нелепое положение. Люциус хмыкнул, предвкушая забаву – Северуса, лепечущего извинения или, наоборот, злящегося. Похмелье отступило, размытое азартом. Осторожно, чтобы не вспугнуть мальчишку, он сел и стал того разглядывать. Если на Люциусе остались шелковые панталоны, то наготу Северуса не прикрывало ни нитки. Он лежал на боку, выгнувшись, как ивовый прутик, мерцая в ослепительном свете позднего утра юной кожей. И Люциус не мог отвести взгляда от этого зрелища, теперь уже желающий только одного, чтобы Северус подольше не просыпался. Когда-то к Абрахасу Малфою приехал погостить один известный магический художник, рисовавший картины особыми, придающими объемность красками. Как плату за портрет отца он взял золотого порошка и истолченные в пыль изумрудно-зеленые перья феникса. Ему очень понравился Люциус, он пытался даже учить его рисовать, так как времени было достаточно – художник остановился у них на месяц. Если верить его восторженным словам, то у Люциуса был дар живописца: «О диво дивное, этот мальчик, - восторженно говорил он мрачнеющему отцу, - ваш сын не только сам воплощение красоты земной, но и чудесным образом эту красоту чувствует. Он нарисовал мне простое деревце, проросшее сквозь камни, замеченное им в Косом переулке и любовно перенесенное на холст. Даже я мог бы пройти мимо... Позвольте мне давать ему уроки...» «НЕТ!!!» Такого рыка от отца Люциус не часто слышал. Может, он все-таки был прав этот художник? Иначе, какого полудохлого фестрала, он теперь, едва дыша, любуется этим худым до прозрачности телом? Красота, представшая его взору – а это, как он все же решил для себя, была именно красота, не могла принадлежать человеку живому, приспособленному к жестокому миру с его земным притяжением и давящим на плечи даже самых великих магов невзгодами. Северусу не следовала делать вид, что он создан для ходьбы, ему следовало летать с этими проступающими через кожу тонкими косточками, напоминающими ловкие штрихи художника или птичьи перышки... Все его тело - длинное и стройное, как молоденькое деревце; колышущееся от дыхания; гибкое даже в неподвижности – было дурманяще соблазнительно и могло бы принадлежать какой-нибудь сказочной деве, не будь так по-мальчишески остры лопатки и так узка упругая маленькая задница. - Уууу... – простонал нежданный подарок Люциуса, который начал просыпаться и тут же ощутивший всю прелесть утра после варварской попойки. - Сев, ты как там? - Уууу... Ммм... Где я?! Однако реакции Северус не утратил. Он сел в постели так стремительно, будто обнаружил, что лежит на муравейнике, дико глянул на Люциуса и вкочил на ноги, заметавшись по спальне. - Ты что-то ищешь? – ласково протянул Люциус. - Да! Где, гоблина тебе на голову, моя одежда? Что вообще все это значит? - Я понятия не имею, где твоя одежда. Я ее с тебя не снимал, уверяю тебя. Северус от этих слов замер посредине комнаты, смущенно вглядываясь Люциусу в лицо. Похоже он кое-что вспомнил, потому что, облизнув воспаленные губы, неуверенно улыбнулся. - Да... Действительно глупо вышло. Я даже не знаю, куда засунул палочку. Люциус отвел взгляд, делая вид, что тоже ищет одежду. На самом деле... Салазар! Этому маленькому зануде нужно законодательно запретить расхаживать перед людьми, давно решившими завязать с... не совсем правильными предпочтениями в сексе, голым. Кто бы мог подумать, что под его убогими тряпками, - вечно неподходящими по размеру, вечно какими-то сальными, отчего казалось, что даже его волосы лишь продолжение одежды, приобретенной в секонд хенд – прячется такое тело?! Ни жиринки, ни одной лишней складочки... «Он просто очень молод... Подумаешь». Люциус инстинктивно втянул живот – не то, чтобы ему было, что втягивать, но, худощавый и стройный, он вдруг показался себе рядом с этим звенящим упругим телом и сверкающим свежей, вовсе не желтой, а прозрачно янтарной кожей мальчишкой – заплывшим жиром, разнеженным буржуа. - Вот, кажется твои штаны, - заплетающимся языком сообщил он и действительно извлек из-под своей подушки штаны Северуса. - Это тоже я их туда засунул? «Нет, ну вы подумайте?! Он еще и резвится!» - Нет, я стащил их с тебя силой, все мечтал завладеть этим предметом твоего туалета, как фетишем. Северус рассмеялся, не забывая прикрывать ладонями самую интересную часть своего тела. Голый смеющийся Северус, с рассыпавшимися по плечам волосами - «Да они у него и не жирные, вроде. С чего я взял?» - оказался таким шокирующим зрелищем, что Люцуиус долго просто им любовался: как подрагивают на плечах блестящие волосы, ласкаясь к темным пятнышкам сосков; как гибкое тело слегка сгибается; как лучатся весельем, ярче солнца освещая всю его хрупкую фигурку, глаза. И только секунды и секунды спустя, опомнившись, бросил ему штаны. Белая, или почти белая вещица - для Люциуса так и осталось загадкой, что Северус делает со своей одеждой: вся она имела какие-то нетипичные оттенки, к примеру, панталоны у него были серые, будто бы он сотворил их из старой простыни - повела себя странно. Почти подлетев к Северусу, взмахнувшему руками, чтобы ее схватить, она взмыла под потолок и превратились в пегого голубя. - Что за?.. Северус ошалело смотрел, как невесть каким образом трансформировавшаяся из его штанов птица сделала несколько кругов под высоким, украшенным лепниной потолком, потом рванула к окну и вылетела в форточку – открытую эльфом ради притока свежего воздуха, в самой верхней части разделенных на сектора витражных окон. - Что это? – Северус пребывал в таком недоумении, что даже забыл закрываться. - Не знаю... Ты вчера что-то химичил с этой... трансцендентной магией. - Где палочки?! - Надо поискать, - без всякого энтузиазма предложил Люциус. Он тоже встал, и теперь они вместе носились по спальне в поисках палочек. Причем Северус, с которого Люциус не спускал глаз (что отвлекало его от поисков), не бегал, а словно летал по комнате. - Вот они! – ликующе сообщил Люциусу голый приятель, указывая на верхнюю полку шкафа, где бережно хранимые от пыли за стеклом стояли миниатюрные подвижные копии античных статуй. Палочки, обе, аккуратно возлежали у ног Венеры, которая время от времени толкала их ножкой, видимо, желая сбросить, с ее пустоголовой точки зрения – мусор, на пол. - Ну так возьми их, - запыхавшимся голосом посоветовал Люциус. Северус подбежал к шкафу, растворил дверцы, но даже на цыпочках ему было не дотянуться до кончика собственной палочки – не хватало всего каких-то полдюйма, из чего Люциус, бывший немного повыше худосочного приятеля, сделал вывод, что, судя по всему сам и убрал их от Северуса, опасаясь, как бы тот ночью что-нибудь не натворил, увлекшись демонстрацией интересных трансфигурационных приемчиков. - Сейчас я достану, - пробормотал Люциус. Северус как-то нервно дернулся у шкафа, но тут же замер, оставаясь стоять к нему спиной. От его кожи шли волны тепла и возбуждения, вызванного недавним сумасшедшим бегом. Что-то было еще - в его наклоненной голове, в том, как сжались его узкие плечи, когда Люциус подошел совсем близко. Что-то такое, что он позабыл и о палочках, и о данном самому себе обещании замечать только свою невесту. С судорожным вздохом, издав протяжный почти болезненный стон, Люциус обнял Северуса и... пропал, потерялся в сладострастном ощущении, затуманившем мозг, заставившим запылать каждую клеточку его тела. - Северус... – простонал он, как в лесную высокую траву, согретую летним солнцем, погружаясь в черные растрепанные волосы. А они и пахли травами. - Северус... – его губы тянулись к нежной шелковистой коже, с такой жадностью, будто он боялся, что стройное, теплое, такое нежное, трепещущее от его прикосновений тело исчезнет. Но Северус даже не пытался противиться. Его голова упала Люциусу на плечо и, заглянув в худое, обычно хмурое лицо, Люциус возликовал: если он плохо владел ситуацией, то Северус уже шел ко дну, как маленький парусник, накрытый первой же волной в огромном океане; растаявший в его руках, как сладкий пчелиный воск. Его тихий стон, когда Люциус подхватил его на руки, - более легкого, чем все девушки, которых он имел удовольствие соблазнить, - коснулся его слуха песней, опьяняющей лучше всякого вина. Черные огромные глаза, смотрели на него испуганно, удивленно и восторженно, будто мальчик сам не понимал, что с ним произошло, какое неизвестное его умной голове заклятье сделало его настолько беспомощным. Он был так покорен, так податлив, так сильно возбужден, что Люциус, немного отрезвевший, понимающий, что он обязан, во что бы то ни стало, сохранить подобие рассудка, без труда добился от Северуса необходимой расслабленности. Он вошел в него без смазки, только смочив себя слюной, но ставшее необыкновенно прекрасным в своей беззащитности лицо, только на миг исказилось от боли. Очень скоро вырвавшийся изумленный болезненный стон, сменился тягучим, бархатистым, как и его нутро, почти напевным, вынуждая Люциуса кусать губы, чтобы сдерживаться, чтобы таявшему под его руками, извивавшемуся под ним мальчику действительно было хорошо. И ему было хорошо – словно приспособленное специально для него тело жадно отзывалось на толчки, самостоятельно подсказав, где в нем находится запрятанная, как в невзрачную устрицу, маленькая жемчужина, та точка удовольствия, которая сама стремилась соприкоснуться с его упругой изнывающей от желания плотью. - Северус... Мальчик мой... Мой... мальчик... Какой ты... хороший, какой ты... Аааах... О боги... Какая кожа! И в подтверждении своих слов он тискал, целовал и кусал одними губами тонкую прозрачную кожу, гладил ее ладонями, рисуя на нежном теле узоры, сжимал косточки, не более прочные под его пальцами, чем ивовые веточки. Мягкая единственная на кровати подушка помогала удачно погружаться в него, хотелось растягивать это удовольствие до бесконечности, чтобы вот так же щекотал ноздри странный травяной запах, идущий от ставших влажными волос, но Северус умоляюще выгибался, стараясь потереться о его живот сочащимся смазкой членом. Нежно проведя по подрагивавшему от его прикосновений животу, Люциус сжал горячую плоть Северуса ладонью, бережно провел по всей длине и услышал сквозь стон: - Уууу... ублюдок. - Да, мой хороший? - Я-а-а... Не... могу... больше... Аааа... - Тссс... Мы же не торопимся? Но если ты... Ах... хорошенько попросишь.... - Уууу... убью. - Какой же ты... у меня... нетерпеливый... Все, Сев, я... Ах... Он почувствовал, что сам приближается к финалу, и стал ласкать Северуса по всей длине уверенными жесткими движениями, одновременно ударяя по той самой сладкой точке в нем, которая доводила их обоих до сумасшествия. Северус взвыл, из его глаз полились слезы, казавшийся раскаленным в ладони член запульсировал, прямо Люциусу в подбородок выпуская струю, но Люциус не заметил этого. Обезумев от жесткой хватки, судорожно сжимавшей его плоть, он закинул тощие ноги Северуса себе на плечи и, с рычанием, напоминавшем тигриное, стал толкаться в тощий упругий зад, словно хотел войти в него целиком. Но очень скоро под его веками вспыхнули красные круги, он отпустил мальчишку и повалился на него, теряя сознание от оргазма, которого ему еще не доводилось испытывать. TBC
Mavka\: Продолжение? Автор, какая досада, если фик завершен..
Азазелло: Mavka\ Нет, конечно же это еще не конец.
Abony: Ух-ты, моя любимая пара. Какие они горячие! Жду продолжения.
Азазелло: Abony Моя любимая пара тоже, поэтому такие горячие
Азазелло: Он вынырнул из забытья, как из теплых темных волн. Северус загадочно смотрел на него, слабо улыбаясь одними уголками губ. Он по-прежнему казался Люциусу прекрасным, но его охватил иррациональный страх: никогда раньше он и предположить не мог, что их давняя дружба, которая началась еще в детстве, закончится таким вот странным образом... Он не жалел о том, что произошло, но как к этому отнесется его застенчивый друг? Или не такой и застенчивый, как он вообразил себе, основывая свое убеждение на том, что Северус всегда вздрагивал от его прикосновений. Этому могло быть и другое объяснение, во всяком случае, несчастным, оскорбленным или возмущенным Северус не выглядел, наоборот, нетипично для него умиротворенным. И что-то надо было сказать... Бывали случаи, когда он расставался со случайными возлюбленными без слов, но это был другой случай – ему нужен был Северус, как друг, а еще больше, как любовник, человек, который всегда бы был рядом. - Гммх... Сев, ты... как? - Прекрасно. Я уже где-то читал, что похмелье хорошо снимается сексом. - Об этом пишут в твоих ученых книгах? - Я читаю не только ученые книги, Люц. Знаешь, что плохо между хорошо знакомыми людьми? То, что они уверены, что все друг о друге знают, но это не так. Лучше скажи мне, как ты? - Ммм... Кажется, нормально. Правильно написано в твоей книге. Они улыбнулись друг другу, и Люциус подумал, что так уютно и спокойно после близости ему еще не было. Он уже придумывал, чем бы ему занять Северуса – хотелось развлечь его, сделать ему приятное. Например, сводить в театр – неплохая идея. Но Северус отвернулся от него и заскользил взглядом по комнате. - Уже, наверное, полдень. Как ты живешь без часов, Люциус? - Счастливые часов не наблюдают, - усмехнулся тот. - Ах, да. Прости, я забыл, что тебе не нужно следить за временем. - Хочешь, я тебя научу этому? Не следить за временем. Северус провел по его щеке ладонью. Что-то было в его глазах настораживающее. Вот, точно – такой взгляд бывает, когда от тебя хотят поскорее отделаться. Не то, чтобы у Люциуса был большой опыт в таких вещах, но так обычно смотрел на него отец, после того, как проявлял к сыну излишнюю по его представлениям нежность. Северус встал и направился к шкафчику, у которого все еще были приоткрыты дверцы. Палочку он достал легко – подпрыгнув, а может, подлетев вверх. - Люц, мне нужна какая-нибудь одежда. Ну... у тебя есть халат, например? - Одежда? Зачем тебе одежда? Будь моя воля, я бы запер тебя здесь, без одежды. Поверь, она тебя только портит. - Но я бы умер с голоду! – притворно ужаснулся Северус. Он смотрел на Люциуса, и глаза его насмешливо сияли. - Я бы приносил тебе еду сюда. И книги, чтобы удовлетворить твой духовный голод. - Интересная перспектива... Я бы подумал об этом, но, боюсь, твоя жена не потерпит постоянное присутствие в доме голого одичавшего мужчины. - Жена? Ах, да... Зачем Северусу обязательно любую беззаботную шутку (тем более содержащую долю правды) нужно испортить занудными напоминаниями о долге? - Я возьму твой халат? Как это я его сразу не заметил? В таком виде я смогу появиться дома. - Ты действительно уже уходишь? – Люциус резко сел. - Да, конечно, Люц. Мне необходимо доделать одно зелье... Основа как раз должна была уже подойти, - протянул Северус задумчиво, избегая пронзительного взгляда Люциуса. - Хорошо. Но ты же освободишься к вечеру. - Нет. Я... Должен буду начать новое зелье. Видишь ли, Темный Лорд не любит, когда его заказы задерживают. - А завтра? Еще одно зелье. Ты бы напряг фантазию, что ли. - Представь. Завтра новое зелье. - Бедный. Не понимаю, как тебе удалось... Постой. Кажется, теперь прекрасно понимаю. Кто бы мог подумать: мой маленький Сев – коварный соблазнитель. Теперь они смотрели друг на друга в упор, без фальшивых улыбок. Люциус почувствовал, что его трясет – от гнева и обиды. - У тебя скоро свадьба, Люц. А я... Я буду жить в Хогвартсе. Ты помнишь, какое задание мне дал Темный Лорд. Не думаю, что мы будем часто пересекаться. - Ах, ты думал. А о чем, раздери тебя Горгулья, ты думал, когда затевал все это?! Не жаль было жертвовать одеждой? - Своей мне не действительно не жаль, для тебя же вряд ли будет проблемой обзавестись новым костюмом. - Я никуда не пущу тебя! После всего! Я не позволю... Люциус вскочил с кровати и подбежал к Северусу, который уже успел левитировать к себе халат и даже накинуть его на плечи. Когда он понял, что разъяренный Люциус находится от него на расстоянии какого-нибудь метра, он поднял палочку. Люциус замер, на его губах появилась злая ухмылка, глаза с болью тоской и ненавистью смотрели в печальное лицо Северуса. - Прости, Люциус. Мне действительно надо поторопиться. Я... – Он облизнул губы. – Я не думаю, что то, что произошло могло тебя оскорбить. Просто забудь, если хочешь. Игнорируя направленную ему прямо в грудь палочку, Люциус рванул вперед, желая схватить противного мальчишку в охапку. Он сможет заставить того позабыть о своих глупейших планах, сможет отомстить... Сможет насладиться им снова, чтобы было снова это "снова"... и снова... Но Северус с глухим хлопком растворился в воздухе, оставив после себя только запах трав. Весь этот день, до позднего вечера, Люциус сидел у камина. Он направлял на огонь палочку, заставляя язычки пламени яростно расправляться с новыми порциями хвороста, заставляя огонь гудеть и рычать, чтобы заглушить, утихомирить рождавшийся в нем самом крик боли и отчаяния. К ночи он смог почти успокоить себя... Северус такой беззащитный перед его прикосновениями. Всегда был. Надо будет только выждать случай, и снова, окунаясь в пахнущую травами, хрупкую негу его тела, шептать ему в острые ушки: «мой мальчик». И не позволить больше сбежать от себя. Он уснул крепко. К счастью он не знал, что такого случая больше не представится, потому что Северус будет стараться держаться от него подальше, а потом закует себя в такую броню, что Люциус будет считать за счастье просто называть его своим другом, «старым другом»... И только однажды он снова скажет ему нежные слова, когда сожмет в своей ладони длинные пальцы, зацелованные смертью до ледяной неподвижности.
МимоПролетала: Итак, соблазнителем оказался Сева
Black Mamba: Азазелло пишет: И только однажды он снова скажет ему нежные слова, когда сожмет в своей ладони длинные пальцы, зацелованные смертью до ледяной неподвижности. Грустно как...
Азазелло: МимоПролетала Верно подмечено Black Mamba Эххх... У них все грустно получается под конец.
полная версия страницы