Форум » Общий раздел » "7 дней, 7 ночей" YnM, Мураки\Тсузуки, R » Ответить

"7 дней, 7 ночей" YnM, Мураки\Тсузуки, R

E121: Название: «7 дней, 7 ночей» Автор: E121 Бета: Ptrasi, Aya Фандом: Yami no Matsuei Пейринг: Мураки\Тсузуки Рейтинг: NC-17 Жанр: romance, angst Дисклаймер: увы, ничего и никто мне не принадлежит. О размещении просьба сообщить автору или бете. Примечание: 1)мой первый фик. В процессе написания. Жду ваших мнений… 2) содержит маааленький копирайт с «Тролля» Йоханы Синисало и одного из номеров Vogue

Ответов - 96, стр: 1 2 3 4 All

E121: - …Что-то в последнее время холодает. Как вы считаете? - Да, - разговорчивый водитель. Он не японец. Немец? Странная мысль. - Едете к друзьям? - Почти… - я с трудом ищу подходящее слово. – К деловому партнеру. Думаю, если бы не сумка с вещами, меня бы приняли за мальчика по вызову. Неприятно. Особенно, если учесть, к кому я еду. В голове до сих пор не укладывается, почему начальство решило сплавить меня именно этому человеку. Не понимаю, как я мог перепутать снотворные таблетки с каким-то реагентом Ватари. Как я буду жить эту неделю – или больше, хмуро проносится в голове, под опекой Мураки. Тацуми и шеф пытались объяснить причины такого решения, когда я три дня не мог даже встать с постели. Вещество лишило меня не только магических, но и части жизненных сил. Если бы я остался в Мейфу, то начал бы тянуть энергию из окружающих. Сейчас больше всего хочется свернуться где-нибудь в тишине, одиночестве. Даже страсть к сладостям утихла. Но приходится ехать к человеку, расслабиться вблизи которого так же опасно, как устроиться в обнимку со змеей. - Приехали. Вот уж действительно – приехали… ПлачУ и выхожу. Престижный район, высокий красивый дом. Сердце сжимается в ледяной комок. Если бы рядом был, предположим, Тацуми, то я бы не упустил возможности сделать «щенячьи» глаза и попытку уклониться от этой встречи. А сейчас… сейчас у меня нет внешней совести, остается только идти. Я улыбаюсь, когда вхожу в лифт. Вспоминаю его сородича из «Страны чудес» Мураками – он такой же стерильный, светлый, с голыми стальными стенами и ковром с ворсом по щиколотку. Почему-то становится легче. Вот пентхаус, - конечно, Мураки обязан жить именно здесь. Две двери – направо и налево. Как будто действительно есть выбор. Пока жду ответа на звонок, переминаюсь с ноги на ногу и пытаюсь представить, что будет дальше. - Добрый день, Тсузуки-сан. - Добрый день, - киваю. Мы проходим по просторным, светлым комнатам. Аскетичная мебель, из темного, почти черного дерева. - Прошу, - он показывает на низкий диван тепло-молочного оттенка, сам устраивается в кресле напротив. - Итак, по предложению руководства ДзюО-Тё, я буду твоим хранителем около недели, - все это произносится с неповторимой иронией. Молчу, слушаю холодный негромкий голос и смотрю на освещенные кровавым закатным солнцем облака. – Мне предоставлена полная свобода действий при условии сохранения твоей жизни. - Полагаю, наиболее легким решением было бы запереть меня в каком-нибудь помещении, - фыркаю, комната плывет перед глазами. - Сомневаюсь. Во-первых, твоих врагов не остановят стены, а, во-вторых, твое присутствие доставляет мне определенное эстетическое удовольствие, - доктор с удовольствием наблюдает, как я постепенно краснею. Нет сил ни скрыть смущения, ни возмутиться. Все тело охватывает свинцовая, выматывающая усталость, бьет озноб. Мураки некоторое время наблюдает за мной, потом вздыхает, поднимает меня, полуобняв за плечи, куда-то ведет. Первый раз за последнее время тепло и спокойно. Когда мы проходим по комнатам, по моему лицу бегут солнечные лучи, я жмурюсь и прижимаюсь к пиджаку Мураки. Ткань прохладная, гладкая; слегка пахнет хвоей. Идти все труднее, воздух как будто густеет и в глазах медленно темнеет. Сознание милостиво разрешает окунуться в беспамятство на пороге какой-то комнаты. Наверно, странно, но когда шинигами осел в моих руках, я не ощутил вообще ничего. Казалось бы, настал тот момент: он полностью в моей власти. Но… так даже как-то скучно, с ним таким – больным, истерзанным и беззащитным. Укладываю его, неторопливо снимаю одежду. Она на редкость простая и дешевая. Зачем такому существу одежда? Обнажаю безупречное безвольное тело. Точеная шея, широкий разворот плеч, бледная грудь, плавные изгибы ребер, узкие бедра и длинные стройные ноги. Темное покрывало выгодно оттеняет загорелую матовую кожу. Я прекрасно знаю, что с ним происходит. Вещество, получившееся у Ватари, сработало как катализатор срыва. Несмотря на то, что химик почти наверняка смог бы найти антидот, они предпочли сбыть его с рук. Похвальная тактика. А он… Неустойчивая психика, синдром хронической депрессии, перегруз по обнаженным нервам. Вечное убивающее сочувствие окружающих, вечный комок тающего льда, вечный туннель, по которому можно только ползти вверх, срываясь все ниже… Пусть немного отдохнет. Я хочу играть с живым.

E121: То, что было потом, я помню отрывками. Спал. Долго, ненасытно, зарываясь в шуршащее одеяло, торопливо скрываясь от солнечного света, который все же проходил через плотные занавеси, скрывавшие окна – огромные, во всю стену. Что-то ел. Точнее, меня кормили. Мураки. Ничего, вкусно. Онигири – это из японской, узнаваемой еды… Еще что-то европейское, вроде салата. Интересно, он сам готовил? Не могу сдержать улыбку, представив его в фартуке и с кастрюлей в руках. Свернувшись в клубок, лежал и рассматривал комнату. Белые стены, эркерные окна. Полки из темно-красного дерева, довольно много книг, какие-то безделушки. Несмотря на них, она все равно не походит на жилую. Здесь только вытирают пыль. На стене висит широкая фотография: черно-белая, с эффектом сфумато. Парень в профиль. Похож на аристократа. Я где-то ее видел. Ватари? Да, кажется, он мне показывал ее на каком-то сайте. В голове неторопливо, как из глубины болота, всплывает имя: Стивен Кляйн. Я слышу тихие шаги босых ног в коридоре. Ближе, ближе… - Мураки, - неуверенный, чуть хрипловатый голос. Поднимаю голову от клавиатуры. Мне требуется вся выдержка, чтобы сохранить хладнокровие, увидев Тсузуки. Он попытался завернуться в простыню на манер тоги. Да, я позаботился о том, что бы вся его одежда была надежно спрятана. Не думаю, что моему возлюбленному пристало ходить в таком. Однако я как-то не подумал, в чем он будет ходить, пока ему не подберут нечто более подходящее. Он стоит, облокотившись на косяк двери, старательно пытаясь принять неприступный вид. Еще очень сонный, но уже напряженный, как натянутая струна. В кое-чем себя можно и не сдерживать, не так ли? Выпускаю на свободу хищный оскал, встаю из-за стола, подхожу к нему. Тсузуки порывисто вскидывает голову, и я встречаю его горящий взгляд. Кажется, парень снова готов отстаивать мир во всем мире. - Добрый день, Тсузуки, - похоже, ему неудобно смотреть так дерзко снизу вверх. - Я спал целый день? – уклоняется от моей руки. Неудачно - я все равно поправляю особо лохматую прядь. – Почему я не могу найти свою одежду? - Больше двух суток, - почти ласково улыбаюсь. Нелегко удерживать постоянно соскальзывающий шелк, не так ли? – Ее ты и не найдешь. Небеса, верно, обнищали, если боги смерти одеваются в Мицукоси. Кои, ты будешь ходить в том, что я захочу на тебе видеть. Что нравится мне. Тсузуки вспыхивает и резко отстраняется. - И что? Мне придется еще неделю ходить… в этом? Я неторопливо его оглядываю. Собственно, меня устраивает и так, но… - Ванная налево по коридору. Посмотри в шкафу справа. Думаю, там найдется подходящее юката. Естественно, на время. Гордо хмыкнув, шинигами устремляется по месту назначения. Я ухмыляюсь и возвращаюсь к ноутбуку. Странно. Что можно делать в ванной столько времени? Где он ходит? На редкость неприятное предчувствие… Шинигами действительно все еще в ванной. Скрутился маленьким жалким комком прямо на белом кафеле, капают слезы, и слышны лишь тихие, исступленные всхлипы. И что успело случиться? Чувствую, как что-то пробивается через мою защиту. Ненависть к себе… Ненужность… Это не мои чувства. Вот блядь. Демон. К вздрагивающему, агонизирующему телу, словно липкие щупальца, тянутся тени. Что-то внутри меня начинает тихо рычать. Мое. Не отдам. Только я могу заставить его страдать. Только я могу причинять ему боль. И только я буду его смертью. Я рывком вздергиваю его на ноги, одной рукой прижимая к себе, а другой рисую в воздухе защитные знаки, тут же загорающиеся алым. Потом же остается лишь наблюдать, как тени уползают, теряя свою силу. Они жалки, но для моего шинигами и такие твари сейчас опасны. Все вроде бы закончилось, однако моя рубашка продолжает намокать. - Из-за чего ты плачешь, Тсузуки? – я говорю тихо и спокойно. Только нервных срывов мне не хватало. – Из-за своего прошлого… На меня поднимаются глаза, полные слез и боли, и в них читается: «Да». - …или из-за настоящего? – тепло выдыхаю в изящное ухо; по телу шинигами проходит дрожь. - Я недостоин жизни… - Это не значит, что не стоит жить. Что ты хочешь на самом деле: умереть или забыть? - Тсузуки пытается вырваться. Ты не любишь такие вопросы, не так ли? – Котенок, ты такой красивый, даже когда сопротивляешься. Позволь памяти отпустить тебя, уступи своим желаниям… Выпускаю его - Тсузуки вылетает, спотыкаясь и поправляя юката, из злополучной ванной. Я лишь улыбаюсь. Ты слишком любишь сбегать от ненужных ответов. К сожалению, скоро мне придется вытряхивать его из спальни, которую он негласно признал своим убежищем. Сомневаюсь, что Тсузуки обрадуется, когда я напомню, что ему предстоит быть связанным со мной еще крепче… Что после ритуала я буду постоянно знать, что с ним происходит и что он чувствует. Мне больно. Почему я жив? Ведь погибло столько людей по моей вине… Родители, сестра… и многие другие… Почему они ненавидели меня? Почему я не такой, как все? Почему я… не человек… Мне больно. Это так странно… Странно видеть, что синяки, оставшиеся от пальцев Мураки, не проходят, как обычно, странно чувствовать соленый привкус крови из прикушенной губы. Странно быть человеком. Машинально дотрагиваюсь рукой до губ. На пальцах кровь. Неделя, когда я могу умереть и стать свободным. Свободным от того, чего у меня сейчас нет. Звучит абсурдно, но так заманчиво… Я немного заблудился в огромной квартире и в результате вышел на террасу, залитую послеполуденным солнцем. Тепло поднималось с пола, окутывало удушающей волной. Плитки, которыми выложен пол, жгут голые ступни. Подхожу к ограждению, кончиками пальцев дотрагиваюсь до его поверхности. Несколько сантиметров – и воздух. Улица далеко внизу, десятки метров полета… Как будто остается лишь шаг. - Не слишком жарко? Он стоит в дверном проеме, скрестив руки на груди, и пристально смотрит на меня. Я же внезапно понимаю, что фраза значила совсем другое. «Отойди. Даже и не думай». Я и не смогу, мой ангел… Почему мне кажется, что в мою душу вплели новую нить – серебристо-платиновую, как его волосы, острую, как леска? Ее можно вырвать, лишь разрезав сердце. Я связан с ним. И это меня бесит. Унижает. Разрушает. Мне хочется порвать эту связь, даже потеряв свою суть… * * * * * - Тацуми-сан, почему вы отдали Тсузуки ему? – голос эмпата дрожит от плохо сдерживаемого негодования. - Хисока… - секретарь отложил бумаги. – Я понимаю твое отношение к этому человеку, но Мураки, тем не менее, один из сильнейших магов в Японии. Ты не можешь отрицать связь между ним и Асато, и он действительно сможет защитить его в этот сложный период. - Он его только использует! – срывается подросток, вскакивая со стула. - Тсузуки будет цел и невредим, - у Тацуми очень понимающий взгляд, но голос холоден. – Пойми, бон, кандидатуру утвердил Хокушаку-сан. Мы не вправе возражать. Хисока неосознанно качает головой и возвращается к работе. Он чувствует, что от него что-то скрывают.

Divergent: Торопиться давать многословную оценку не буду, но скажу, что начало интригует:)) Ждем проды:)


Белая Кошка: Divergent пишет: начало интригует:)) Полностью согласна)

Мия: Divergent пишет: что начало интригует:)) ППКС

E121: Divergent, Белая Кошка, спасибо, прода будет скоро - как только найду хоть одну из бет в онлайне Мия а можно это сокращение расшифровать? а то авторе страшно....

Амадейа: E121 ППКС- подписываюсь под каждым словом) А начало и впрям интригует, интересно посмотреть на развитие) буду ждать продолжения.

E121: Небольшая прода. Беты: Танюша, Kleo Он подходит ближе – дьявольски красивый. Его движения плавные и осторожные – как будто перед ним дикое животное, которое легко спугнуть. - Тсузуки-сан, осталось незаконченное дело. Ритуал, - негромко говорит он, поправляя на мне складку юката. А я внезапно не чувствую за спиной 80 лет гонений, и очень хочется уткнуться в жемчужный шелк его рубашки и просто стоять. Просто рядом. Вздыхаю и, как ребенок, уточняю: - Обязательно? Он только кивает. В глазах светится желание и осознанное превосходство, и именно они помогают мне вспомнить о том, что все то, что сейчас заполняет мою душу, я чувствовать не должен. Прохожу мимо него. Это не было необходимым. Я солгал ему. Возможность знать, что он чувствует, - это всего лишь одна из нитей, которыми я могу привязать шинигами к себе. Вхожу в зал, любуюсь им, напряженно выпрямившимся в кресле. Из Тсузуки не получится обычной марионетки. С ним интересно играть, но рано или поздно он срывается, уходя, как вода сквозь пальцы, ломая задуманные планы. Превращаясь в непредсказуемого, неуправляемого падшего ангела. Так случилось в Киото. Я был в ярости из-за того, что меня заставили почувствовать вкус смерти. Сейчас остался лишь азарт танца над бездной, когда партнера можно бесконечно подводить к самому краю… Ты хорошо танцуешь, Тсузуки-сан? Я поднимаюсь с колен, поправляю брюки. На полу – правильная окружность и вписанные в нее октограммы. Обычный мел, никаких изысков, - это довольно простое заклинание. - Пожалуйста, встань напротив, Тсузуки-сан. Он молча подходит. Беру его за руки, переплетаю пальцы. У него вопрошающий взгляд, но я не собираюсь ничего пояснять. Тихо выговариваю необходимые слова, глядя в его невозможные глаза. Зрачки то сужаются, то расширяются, заливая радужку… Я знаю, что будет дальше, и стоило бы крикнуть: «Держись!», но из моих искривившихся в улыбке губ не выходит ни звука. Тсузуки вздрагивает всем телом, непонимающе смотрит на меня. Пытается освободить руки, но я лишь крепче удерживаю его длинные изящные пальцы. Повезет, если они останутся целы… - Какого черта, Мураки! Это… Он захлебывается жалобным всхлипом. Это больно, я знаю. Это слишком для тебя. Но я не могу тебя отпустить, иначе ритуал не завершится. Следующие секунды превращаются для меня в нечто невразумительное. Тсузуки всеми силами стремится вырваться из моего захвата – боль идет именно от моих рук. А что, когда-то было иначе? – про себя цинично усмехаюсь я. Он бьется, как одержимый бесом, и чувствительного удара между ног мне удается избежать, лишь опрокинув его на пол и усевшись сверху. Тсузуки продолжает сопротивляться, тихо, сдавленно всхлипывая. Скорее всего, он даже не осознает, где находится и что происходит. Последняя волна боли – и я отпускаю его пальцы. Он расслабленно опускается на пол, от него веет усталостью, облегчением и отголосками потухшей боли. Я же зачарованно смотрю на полузакрытые, немного томные глаза с темными стрелками мокрых ресниц, на искусанные малиновые губы, на изгиб бледной выгнувшейся шеи… Даже если я буду знать, что он чувствует, мне не удастся понять, что действительно творится за этой красивой оболочкой. Тсузуки приподнимается, опираясь на руки. - Мураки… это все, что ты запланировал? – сухо, немного напряженно. Он чувствует мое желание. Привыкай, кои. Встаю, помогаю ему подняться. Тсузуки собирается уйти, но я ловлю его за руку. Бережно целую ладонь и, глядя ему в глаза, вкрадчиво выдыхаю: - Хороший мальчик. Короткая вспышка удовольствия, смущение, ненависть, стыд... Эти чувства – все его. Яростный взгляд, и шинигами уже не со мной. Кажется, эта затея будет интереснее, чем я думал.

Анна: Очень и очень захватывающее начало, жду с нетерпением продолжения.

Sieeri: Очень интересный сюжет, яркие герои, хороший язык. С нетерпением жду продолжения!

Ptrasi: E121 Отлично, я нашел способ, не редактируя, читать проду. Спасибо тебе большое, Брэдли-чан.

E121: Солнце бьет в глаза. Потягиваюсь, чувствуя неприятное тянущее ощущение во всем теле. Вспоминаю, что вчера произошло. - Ты такой милый, Тсузуки-сан, - у окна стоит Мураки. Улыбается, склонив голову набок. Холод… и жажда. Инстинктивно натягиваю одеяло выше. Доктор ухмыляется и подходит ближе. - Как твое самочувствие? – отвожу глаза. Ты же и так прекрасно знаешь, что я чувствую... Он молча подходит, берет меня за руку. Я едва сдерживаюсь, чтобы ее не вырвать. Слишком свежи воспоминания… Перехватывает запястье, считает пульс. Я слежу за его пальцами…Они как у мраморной скульптуры. Руки хирурга. Сколькими жизнями, как марионетками, они играли. Поднимаю голову, натыкаясь на насмешливый взгляд. Можно было не надеяться на то, что он не заметит такого внимания. Поправляет очки. Около меня ложится упаковка таблеток. - Болеутоляющее. Одной таблетки вполне достаточно, чтобы снять остаточную боль. Тебя ждет завтрак и кое-что из твоей одежды. Будь добр, не задерживайся. Видно, у меня очень удивленное лицо, потому что Мураки уточняет: - Странно было бы провести остаток недели, не выходя отсюда, не так ли? – и добавляет, направляясь к двери. – Тебе знакомо имя Йоджи Ямамото? Знакомо. Известный, дорогой дизайнер. От этого меня начинает по-настоящему трясти. Я не хочу быть еще одной вычурно одетой куклой из его коллекции. Он очень занятно сердится: мрачный взгляд, нахмуренные брови, скрещенные на груди руки. Тсузуки кутается в свой плащ, словно надеясь на то, что тот сможет защитить его, как кольчуга. Садясь в мой «Лексус», он нервно горбится, сплетая пальцы в замок. Но молчит. Ты ведь не любишь быть чем-то обязанным? Особенно мне. Значит, сегодняшний день станет для тебя кругами ада, которые искусно спрятались за токийскими бутиками. По крайне мере, ты ожидаешь именно этого. Пожалуй, я не буду оправдывать твои прогнозы. Обещанный Ямамото, Cavalli, Calvin Klein, As4, Etro, Lario 1828, Вивьен Вествуд и еще множество чисто японских «творцов», не успевших выбраться в мир… Тсузуки захлебывается этими именами, бледнея, с ужасом наблюдая за воплощением моих планов в отношении его одежды. Наверно, мы очень необычно смотримся со стороны, так как глаза всегда вежливых консультантов достигают размера, обычно характерного для мультяшных чиби-героев. Тем не менее, они знают свое дело. Возможно, я должен даже быть благодарным этим холеным девушкам и молодым людям за то, что в какой-то момент из очередной примерочной Тсузуки выходит с робкой, немного застенчивой улыбкой. Казалось бы, - простой изгиб губ. Но скорлупа, в которой он закрывался от меня, пошла тонкой сетью трещин. Откройся для меня, кои… Шелк и лен, и хлопок, и тонкая мягкая шерсть, ласкающая его тело… Иссиня-черный и снежно-белый, и цвета топленого молока, и темно-вишневый, как капли венозной крови… В ювелирном, среди белого золота и камней, похожих на дешевые разноцветные леденцы, он позволяет застегнуть на себе цепочку с небольшим крестом-анком из черненого серебра. И податливо откидывает голову – чтобы мне было удобнее. Хрупкое горло. По привычке отслеживаю кончиками пальцев яремную вену. Такой доверчивый, такой желанный… Я хочу пройтись по бледной коже зубами, оставив свою метку, и плевать, что на нас смотрит полсалона. Но… Негромкое «аригато» оседает на мой коже, - отстраняюсь, хотя мне мучительно больно терять эту секундную близость. В машине он глотает ледяную газировку отвратительного ярко-синего цвета, устроившись среди хрустящих пакетов с покупками. И улыбается, вспомнив, как одна из девушек поинтересовалась, настоящий ли у него цвет глаз или это линзы. С ним тепло. Но его огонь мне ближе. TBC

Lucky_Joker: Очень и очень нравится.С нетерпением жду продолжения.

Arabella: Очень прониклась сюжетом Люблю такого Тсузуки Нравится очень и хочется поскорее узнать, что дальше

Velina: Прелестная весчь! Давно не читала хороших фиков по "Ями", но ваша очень понравилась, буду с удовольствием читать :)

AnIkA: Мураки очень понравился , Тсузуки тоже... И сюжетом, и атмосфрой фика я прониклась, буду с нетерпением ждать продолжения

E121: Наверное, все в мире должно быть уравновешено: темное - светлым, добро - злом, улыбки - грустью, а смех - слезами. К моему сожалению… Я прекращаю улыбаться, когда мы подъезжаем к зданию какой-то из токийских больниц. Сердце падает вниз. Столько неприятных воспоминаний связано с подобными учреждениями, столько боли… - Тсузуки-сан? – Мураки вопросительно смотрит на меня. Меня же окатывает ледяной холод. Что я здесь делаю? В машине Мураки, в одежде, купленной им… Я жил с ним, улыбался ему, он знает, что я чувствую… Ведь он убийца, он мой враг? Тошнотворное чувство, когда страх за содеянное подкатывает к горлу. У меня же есть близкие люди, которые за меня действительно беспокоятся: Тацуми, Хисока, Ватари… Почему же сейчас они не с тобой? – тихий, вредный голос. Дьявол. Они не могут. Это опасно. Ты сам-то в этом уверен? - Тсузуки, - почему меня успокаивает то, как он произносит мое имя? Так не должно быть. К черту. Осталось совсем немного времени. - Дела? – спрашиваю, выходя из машины. - Да. Не беспокойся, это ненадолго, - он чуть улыбается, отводя с моего лица прядь волос. Встряхиваю головой, отворачиваюсь. - Опять трансплантация органов? - Не забываешь о работе, Тсузуки-сан? – его усмешку я чувствую спиной. – Жаль тебя разочаровывать, но – нет. Сплошная рутина. Ненавижу его. И больницы. Но молчу. - Если хочешь, можешь подождать там, - он указывает на небольшой палисадник, вероятно, предназначенный для больных. Не может быть, что я действительно уловил его чувства, проскользнувшие при этих словах. Я пытаюсь убедить себя в том, что он не может чувствовать что-то, кроме холода и желания. Я не хочу знать, что это «что-то» подозрительно похоже на… сочувствие? Участие? Домо аригато, но мне и так трудно. Я молча киваю и ухожу в указанном направлении. Мне здесь, как ни странно, нравится. Раскидистые деревья, цветы – я узнаю немногие, подстриженная трава и изящные мостики через мелкие ручейки. Все как-то очень по-европейски. Это, впрочем, только мое впечатление. Устраиваюсь в тени, вдали от прогуливающихся людей. Я тщательно отгоняю мысли о своем положении и пытаюсь сохранить на лице скучающе-оптимистичное выражение. И то, и другое удается не очень хорошо. Кто я для Мураки? И должен ли об этом задумываться, если происходящее - всего лишь сделка? Ты же даже ее условий не знаешь. Он охраняет тебя, но что получит взамен? Да и стал бы он сегодня «оплачивать» меня, если бы это была лишь обязанность? Прокручиваю в голове еще раз первую часть фразы и морщусь – получилось слишком пошло. В этой игре я не знаю ничего… Запрокидываю голову. По небу бегут облака – торопливые, лохматые, они сбиваются в темные кучи. Будет дождь. Передо мной стоит девочка. Милый маленький ребенок. Видимо, она здесь лечится, потому что одета в больничную пижаму. Длинные светлые волосы стянуты в два смешных хвостика. Она выжидающе смотрит на меня серо-зелеными серьезными глазами. - Да? - Я тебя здесь раньше не видела. Как тебя зовут? - Тсузуки, - я невольно улыбаюсь. Она такая милая… - А тебя? - Наоко. А почему ты здесь сидишь? – она немного хмурится. - Мне тут нравится. - А мне подарили браслет. Правда, красивый? – она протягивает мне руку, на которой блестит нитка с крупными бусинами. Они ярко сверкают. Красная, синяя, желтая, зеленая, белая, черная… Она говорит что-то еще, но уши словно заложили ватой. Так себя чувствувешь, когда невероятно устал или при высокой температуре. Мой взгляд прикован к черной бусине. Такое чувство, как будто ее тьма расползается вокруг меня. И я начинаю видеть совсем другое… Сестра, лежащая на пороге, с неестественно выгнувшейся шеей. Из уголка рта стекает кровь, а глаза – огромные, мутные, испуганные, смотрят на меня. Горящий дом. Я там вырос… Скоро от него останется лишь пепел и запах смерти. Там останутся кости моего отца и матери. Они умерли из-за меня. Это конец моего детства. И начало пробуждения моей силы. И трупы людей, которые недавно жили по соседству. И кровь, и запах паленой плоти, и закатившиеся глаза… И слышу шепот голосов, которые уговаривают меня остаться. Здесь. Раствориться в своей вине, искупив ее. И это… правильно. Я готов согласиться… Ведь я не живу, а только существую, пытаясь отмолить или забыть прошлое. - Тсузуки. Чей-то голос. Я с трудом его улавливаю, словно он исходит из плохо настроенного радиоприемника. - Вернись. Не хочу слушать. Для меня нет места в настоящем. - Ты должен вернуться. Ты нужен мне, - поднимаю голову. Передо мной – мутная, похожая на привидение фигура в белом. Я не хочу помнить тебя. - Зачем? Мне нет места с людьми, - фигура приближается, наклоняется… Я чувствую теплое дыхание, прикосновение рук. - Это всего лишь прошлое. А ты – мой. Боль. Реальная. Тьма уходит, я открываю глаза и ловлю руку Мураки у своей щеки. Значит, это была пощечина. - Больно? - Да. Его пальцы удерживают мой подбородок; некоторое время он внимательно, настороженно всматривается в мои глаза. - Тем лучше. Отпускает. Я озираюсь. Уже совсем потемнело, ветер. Моросит дождь. - А где?.. - Ее нет, - холодно говорит Мураки, накидывая на меня свой плащ. – Эта девочка – вампир, Тсузуки-сан. Она питается отрицательными эмоциями, плохими воспоминаниями. А у тебя их слишком много. - Что ты с ней сделал? – не могу поверить, что столь невинная внешность может таить в себе такое. - Увы, ничего, - Мураки помогает мне встать и поддерживает, обнимая за плечи. – Она сбежала, а я был занят тобой. Девочка формально жива и никого не убивает. Ваш департамент ими не занимается. А жаль… - А как ты узнал?... - катятся слезы, а я не понимаю, почему. И не могу закончить фразу. - Чувство, будто тебе плещут холодной водой в могилу, сложно проигнорировать. Мы же связаны друг с другом, - он наклоняется к моему лицу, осторожно, очень нежно целуя следы от удара. Меня пробирает дрожь. То ли от пережитого, то ли оттого, что рубашка промокла, то ли оттого, что я чувствую, что действительно нужен ему. В машине Мураки стягивает с меня свой плащ и достает из одного из пакетов тренч из плотного темно-серого, грифельного кашемира и рубашку из небеленого льна. Не смотря, протягивает мне. Включает обогрев и, опустив стекло, закуривает. Я переодеваюсь, запихиваю в пакет мокрую одежду. Смотрю на лобовое стекло, которое заливает вода. - Я был нежеланным ребенком. Отец ненавидел меня, потому что я был доказательством измены матери. Мама… боялась того, во что я могу вырасти. Сестра была единственным человеком, которой относился ко мне нормально. Она действительно любила меня. Мы жили в пригороде. Соседи… хотели лишь одного: чтобы я не появлялся на свет. Они считали меня нелюдью. Однажды они напали на наш дом, считая это правым делом по уничтожению дьявола. Я видел, как убили отца, сестру, мать сгорела. Во мне же… проснулась сила. Из нападавших… - я запинаюсь, в горле будто застревает ком. Сглатываю, - мне нужно выговориться. – Не выжил почти никто. Вода собирается в крупные капли; они срываются, стекают… Я чувствую, как Мураки поправляет воротник моего пальто и гладит меня по щеке. У него очень теплые пальцы. - Ты ангел, Тсузуки-сан. Люди сами виноваты, что заставили тебя пасть. Силой надо управлять. Тобой управляла толпа, и она получила то, что заслуживала. - Там были невинные люди. - Кто без греха, пусть первый кинет в тебя камень… Безгрешны лишь небеса, - он выезжает на дорогу. TBC Автор сильно сомневается насчет качества проды... Точнее, в связи с экзаменами у мя творческий кризис. Так что гомен, если не оправдала чьи-то ожидания. Приведенная версия детства Тсузуки не претендует на каноничность и является исключительно домышлениями автора.

Black neko: E121 По мере прочтения отрывков фик затягивает как омут, невозможно оторваться. Особенно притягивает общая атмосфера, она какая-то одновременно очень настоящая, с в тоже время, создается впечатление ирреальности происходящего. И еще мне очень нравится Ваш стиль изложения, очень интересный и читается легко Спасибо

AnIkA: E121 , не переживайте, ваша прода очень хороша С нетермением жду следующий кусочек... вспомнила про рейтинг...

Arabella: Ах, Мураки так славно получается... просто мур-мур Наверно это только моё мнение, но от его лица читать интереснее. Ситуация становится более ясной. Хотя возможно потому что она под его контролем... Автору и бетам

E121: Black neko , не за что автор старается Arabella Мураки и выписать, на мой взгляд, немного проще. А каноничный Тсу... это проблема. Наверное, поэтому в тех отрывках, которые отведены ему, он занимается почти исключительно самокопанием. AnIkA я тоже вспомнила про рейтинг. поэтому-то и запаздывает прода...

yorri: E121 Тсудзуки и Мураки просто супер! И стил классный, го, но возник небольшой вопрос: разве "Бон"( слово используется в первой части Татсуми по отношению к Хисоке) - это не молодой наследник? (я опираюсь только на Кизуну, пэоэтому могу ошибаться)

E121: yorri вообще-то это правильное обращение к Хисоке, во всяком случае, я так где-то читала.Но так к нему обращается только Ватари (в каноне), так что по-любому оно является немного некорректным...((

yorri: спасибо

Arabella: Очень жду продолжения! Что же там дальше будет? Умираю от любопытства

E121: Не люблю дождь. Мокрый асфальт, пустые улицы, и машину немного заносит на поворотах. В груди что-то сворачивается, как тлеющий лист бумаги. Я знал, что у него было не слишком счастливое детство, но то, что мне было разрешено увидеть и услышать… Все, что с ним происходит, становится немного понятней. Как будто головоломка начинает складываться. Жаль только, что я не настолько наивен, чтобы думать, что действительно когда-нибудь смогу его разгадать до конца. Тем не менее, меня радует этот шаг навстречу, пускай Тсузуки и шагает к своей пропасти. Не думаю, что он так исповедовался перед секретарем или этим мальчишкой, жаждущим моей смерти. Я улыбаюсь, вспомнив Хисоку. Он действительно всего лишь кукла, которая меняет своих хозяев. Мальчик наверняка не знает истинную причину того, почему Тсузуки оказался в моих руках. Он же интересовал руководство Мейфу как его партнер только до тех пор, пока мог хоть как-то уравновешивать моего кои. Было бы занятно узнать, что будет с ним и с их отношениями после этой недели, но я не хочу. Возможно, это суеверие, но мне не хочется торопить время. Шинигами сейчас очень одиноко… И он потянется к любому теплу. А мне он, кажется, уже доверяет. Причем больше, чем кому либо еще. Самонадеянно… Я фыркаю про себя, с неудовольствием понимая, что пока не могу сделать ничего, что бы могло ему повредить. Я завишу от этого юноши с фиолетовыми глазами. Едем в один из моих любимых ресторанов. Тсузуки наверняка голоден. Когда мы останавливается, к машине бросаются швейцары. Услужливо открывают двери, держат над головами черные зонты – проливной дождь. Проходим в зал, не снимая верхнюю одежду. Тсузуки слишком замерз, я же не собираюсь оставлять свой плащ в гардеробе, потому что уверен, что задержусь здесь ненадолго. Очень близка та граница, за которой неизвестность. Я не хочу, чтобы что-то напоминало ему наши прошлые встречи. Поэтому – намеренно европейское заведение, шампанское Belle Époque, - великолепная бутылка с анемонами, и сладкое. Я отказался от перспективы нормального ужина ради… ради чего? Ради восхитительно неуверенных движений, ради теплой, очень детской вспышки в глазах при виде пирожных… Приглашаю его приступать к угощению, про себя подбирая диагноз такому пристрастию. Салютую бокалом, хотя мне рано говорить о победе… Не могу оторвать взгляд от его пальцев, смущенно обхвативших бокал, бледных губ, прильнувших к его краю. Золотистая жидкость нежно омывает их. Он что-то мне говорит. Наверное, я отвечаю… Ответы, не содержащие информации, - мой конек. Мне же гораздо интереснее разгадывать выражения его глаз, когда он осматривает помещение, и цепляться взглядом за шоколадные крошки на его губах. Впрочем, грани нужно переходить. Я вставляю острую, неприятную, жесткую фразу в дотоле невинный разговор о пустяках вроде того, сколько придется выкинуть за эту сублимацию ужина. В моих словах фигурирует Куросаки, маленькая, надоевшая мне марионетка. Но ему он дорог. Его глаза вспыхивают обидой, он неловко взмахивает рукой, а я зачарованно наблюдаю за тем, как со стола падает сбитый бокал. Надо же, не разбился. Кровь винограда красиво разливается прозрачной лужей на дорогом ковре. Как неосторожно… Он недоуменно поднимает взгляд на меня, заливается краской, вылетает из-за стола, чтобы поднять бокал… учитывая его неуклюжесть, я подумал, что было бы разумно ему помочь…. Случайно спотыкается и оказывается в моих руках. Его лицо совсем близко: чуть приоткрытые губы, огромные растерянные глаза с темными стрелками ресниц и расширенными зрачками. Мы, казалось, стоим так целую вечность: мои руки обвили его талию, он вцепился одной рукой мне в плечо, другая безвольно повисла вдоль тела. Он чуть прикрывает глаза и нерешительно тянется ко мне. Я удивлен. Рубеж преодолен шинигами успешно. Умудрившись не испугать его, отвечаю. Второй поцелуй. Одно из качеств, которые привлекают меня в нем, - недоступность. Подумать только, что потребовалось сделать, чтобы на секунду коснуться этих упрямых теплых губ… Поцелуй-обещание, поцелуй-метка. Обозначение собственности. Сладкий, податливо-невинный рот. Вкус вина, корицы и яблок. Больше нам нечего здесь делать. Я был прав. Вылетаем под дождь. Ненадолго. Темная глубина линкольна. Я не рискну сейчас сам повести. Еще один скоропалительный поцелуй в губы – легкий, как прикосновение ресниц, обжигающий, как кончик сигареты, и бог смерти торопливо отдает долги, пытаясь губами и кончиками пальцев обрисовать контур моего лица, скулы, скользит по шее. Глупый, что же он делает… Хочу его безумно, но еще хватает сил сдержать себя. Не хватало еще устроить представление на заднем сиденье, хотя Тсузуки уже наплевать. В свете неоновой рекламы я вижу его пьяно-счастливую улыбку, удивительно светлую, без привычного привкуса горечи. Какие других наслаждения ждут, такие же ждут и тебя. Поднимаю его голову, впиваюсь в губы – жестоко, беспощадно, кусаясь, на грани боли и удовольствия. Тсузуки сопротивляется, но его крики выходят чуть слышными молящими стонами. Когда я выпускаю его губы, они распухшие и кажутся лиловыми в неверном, влажном свете мелькающих фонарей. Он как будто успокаивается, но все так же цепляется за лацканы пиджака, склонив лохматую голову мне на плечо, тепло и неровно дыша куда-то в шею. Подъезжаем к дому. TBC Arabella вот пока и все... надеюсь, я на немного отодвинула Вашу гибель yorri а за что благодарность?

Violence: Автор, это действительно Ваш первый фик? если так, то у Вас явно талант. Удивительно поэтичные образы, не банальные сравнения, сам по себе чудесный стиль изложения... Умоляю, зне бросайте этот фик на полдороге!

Эйнэри: Дааа... и опять та же ситуация) влюбляюсь в фики, потом смотрю канон) Ями, кажется, будет третьим таким фандомом для меня... А вообще - оченно вкусно.

E121: Violence как сказать.. фанфик - да, первый. Была попытка перевода по этому же фандому, кстати, висит тоже где-то на этом форуме, но не очень удачная, и свои рассказы, которые никак не доходили руки дописать. Но последние нигде не выкладывались и никому не показывались, так что не знаю, стоит ли их засчитывать. Спасибо за такой лестный отзыв Эйнэри няк... я думала, что одна такая - сначала читаю фанфики. а потом уже добираюсь до оригинала... Только у мя это было с Weiss Kreuz

Эйнэри: ну, вот у меня с Вайссами и с Бличом) теперь ещё и это прибавится...



полная версия страницы