Форум » Общий раздел » WK. Соня Сэш. Прыжки на батуте. R. Дорожные приключения. Часть вторая, последняя » Ответить
WK. Соня Сэш. Прыжки на батуте. R. Дорожные приключения. Часть вторая, последняя
Соня Сэш: Автор: Соня Сэш Бета: Чжан, Эрна Название: Прыжки на батуте (начало) Фэндом: WK Пейринг: Брэд/Ран, Шульдих/Джей Рейтинг: R Жанр: дорожные приключения Авторские примечания: предыстория первого сезона. Вторая часть. Место действия: Штаты, время действия: 1994 год. Предупреждение: попытка связать все события с каноном может оказаться неудачной ). Присутствует гет в малых дозах.
Ответов - 38, стр:
1 2 All
Соня Сэш: ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗАЩИТА КРОУФОРДА Не следует без особой нужды пускаться в путь по той дороге, по которой приходит дождь. Милорад Павич Меня зовут Брэд. По крайней мере, это я помню очень хорошо. По паспорту моя фамилия – Кроуфорд. Свою настоящую фамилию мне незачем вспоминать. Это – абсолютно бессмысленно. Я – обычный, ничем не примечательный американец, которого воспитывали в соответствии с духом нашей страны, где только официально проживает двести шестьдесят два миллиона человек. В данной момент я проживаю в этой стране неофициально, пользуясь чужим паспортом. У меня есть брат и когда-то был отчим. На дороге, разъезжая в украденной со стоянки машине, я встретил Джея – убийцу и порядочного сукина сына, втравившего нас в одну из самых неприятных историй в моей жизни. Есть еще, правда, Наги Наоэ, о котором лично я думаю, что это – подброшенный в целях разведки на землю инопланетный мутант. Меня зовут Брэд. Если вы спросите, как у меня дела, я отвечу, что – все в порядке. Все и правда в полном порядке. Пристрелил бы меня кто-нибудь. Если я, конечно, еще жив. Всю жизнь, сколько себя помню, я был приемным сыном Слоуни, взявшего в жены мою мать, когда я еще не мог внятно произнести фразу «Ну и на хрен?». Нрав у Слоуни оказался тяжелым, рука тоже, и нам с братом частенько доставалось на полную катушку. Мы были молодыми идиотами, думаю, Слоуни просто не знал, как справиться с нами другим способом. Впрочем, в то время я не слишком обижался на отчима. По-своему он был даже справедлив: по крайней мере, никогда не делал различий между мной и родным сыном. Воспитывал он нас обоих приблизительно одинаково – после особенно неудачных дней наши спины, бывало, напоминали садовые скамейки, раскрашенные веселыми полосками. От методов воспитания Слоуни у нас выработалась особая нечувствительность к боли, поэтому банда Стиви Робертса нечасто с нами связывалась – мы продолжали упрямо держаться на ногах, раздавая удары направо и налево, когда по идее должны были уже валяться в пыли и просить пощады, зажимая окровавленные носы и разбитые губы. Пока мы были подростками, Слоуни часто использовал ремень в профилактических целях – дабы мы не натворили что-нибудь в свободное от работы время. Можете мне поверить, именно так мы и делали. Собственно, у нас было не так уж много свободного времени. Слоуни держал в городе заведение а-ля-кафе, где мы трое проводили большую часть жизни. Если отчим не ездил в гости к маминой двоюродной сестре в соседний городок, ничем не отличавшийся от нашего, то обычно ошивался на кухне и готовил вкуснейшие блюда для посетителей «Памелы». Шульдих помогал ему на кухне. Брат получил свое прозвище после того, как мать, учившая немецкому языку местных ребятишек, при жизни ругала его хорошо поставленным голосом преподавателя за очередную шалость. А поскольку женщиной она была интеллигентной, то делала это на чистом немецком с идеальным произношением, чтобы вездесущие соседи не подумали чего плохого. Я, что называется, работал на подхвате – стоял за стойкой, улыбался, принимал деньги и разливал напитки. Слоуни был мастер в своем деле и никогда не экономил, щедро накладывая еду на пластмассовые одноразовые тарелки. Понравившемуся клиенту он запросто мог предложить добавки за счет заведения, якобы в рекламных целях. Многие в округе любили захаживать в «Памелу» - и нам с братом никогда не бывало здесь скучно. После работы нас иногда отпускали в город, при этом имело место характерное подмигивание, означавшее: да все я понимаю, валите, сам таким был. Думаю, Слоуни подозревал нас в каких-то диких историях с женщинами. Собственно, такие истории случались – и довольно часто. Мы с Шульдихом были двумя нормальными взрослеющими жлобами и вели себя соответственно возрасту и уровню умственного развития. Слава Богу, наши приключения обошлись без последствий и не попали в анналы истории. Да и постоянных подружек у нас все-таки не было. Ни одна из наших ровесниц и крутобедрых дамочек постарше не оставила следа в моем сердце. Думаю, с внутренними органами Шульдиха дело обстояло также. Так было, пока мы не познакомились с Эйприл. Сухой и теплый воздух. Я ничего не вижу, но чувствую, как чьи-то теплые пальцы касаются моего лица. Словно плывешь в стакане густого молока. Я мог бы жить здесь, в конце концов, не так уж часто попадаются места, где можно испытать подлинный покой. Если бы не они. Их голоса я слышу так отчетливо, как если бы разговор шел в двух шагах от меня. И в то же время, я знаю, что рядом никого нет. Что в этом странном месте я не то чтобы один – я абсолютно один. Никому не нужен мусор чужого подсознания. Ни один человек не хочет знать об остальных ничего, кроме того, во что он верит. Забота о других, ответственность – всего лишь страх перед полным, абсолютным одиночеством. Мне страшно. Я стараюсь не врать самому себе и могу признать это. От страха все внутри переворачивается, а по животу ползет холодное и липкое ощущение. А они – они продолжают разговаривать, вроде бы даже не замечая моего присутствия. Хотя мне почему-то кажется, они прекрасно знают, что я их слышу. «Как ты мог это допустить? Пауэл, я не верю! Только не ты!». «Как всегда, преувеличиваешь. Прорыв случился слишком неожиданно. Я не смог бы ничего сделать, даже если бы хотел». «Если бы хотел???». «Позже расскажу… Ты молодец. Нащупала нашего Святошу в самую последнюю секунду. Правда, его уже прикончили до нас. Зато теперь мы хотя бы знаем, что произошло. Это уже хорошо». «Хорошо? Да, конечно, то, что эти типы прикончили Святошу – уже хлеб, за эти годы он успел меня достать, если честно, никогда не думала, что психа так трудно отследить… Меня позвали, Пауэл. Только что. Я должна прибыть к НИМ как можно раньше с отчетом. Хочешь мне что-нибудь сказать?». «Да, Барбара. Собирай вещи и уезжай. Из этого города, из этой страны. Навсегда. Пойду я». «Пауэл…». «Послушай меня внимательно. Если ты пойдешь к нашим милым старичкам, ты расскажешь обо всем, что знаешь. Я смогу сопротивляться. Я не уверен, как долго… В любом случае, рокировка должна быть завершена. Иначе ничего не выгорит, мы же не в шахматы играем, здесь нет обратного хода. Поэтому - пойду я, а ты за это время попытайся скрыться. Когда ОНИ тебя найдут – не строй иллюзий, ОНИ сделают это довольно быстро – все должно быть уже кончено. И тогда… тогда все будет хорошо». «Тебе виднее, ты – Прогнозист…» «А ты – отличный Щупач, сладкая». «Не льсти мне. Я и так с удовольствием сделаю ИМ больно, уже не помню сколько раз было наоборот…». «Я тоже, Барб. Я тоже». Если бы я попытался объяснить, на что была похожа Эйприл, я бы неминуемо сбился в самом же начале описания. На что похоже солнце, которое ослепляет? Эйприл не отличалась формами Мерилин Монро. Она была невысокого роста, пропорционального сложения, с небольшой аккуратной грудью и худой шеей удивленного цыпленка. На что похож воздух, которым дышишь? Тело Эйприл казалось обнаженным даже будучи закутанным в свободные шерстяные кофты, а ее длинные ноги даже в плотных джинсах казались такими крепкими и сочными, что хотелось немедленно попробовать их на вкус, а то и откусить кусочек. На что похож ветер, когда он пронизывает насквозь? Несмотря на безвкусную одежду, явно навязанную родителями, Эйприл - представляла собой хорошо отлаженный механизм для воспроизведения потомства: точный, как часы, здоровый, огнеупорный и водонепроницаемый. Она могла бы быть флегматичной туземкой с картин Гогена и ставить рекорды по сохранению душевного равновесия. Она могла бы быть и дикой кошкой. Но это все – была только одна девушка. На что похоже море, когда его слегка штормит? При виде Эйприл у Слоуни особым образом загорались глаза, и этот здоровый бугай неожиданно становился очень обходительным с дочерью шерифа. А ведь Слоуни отнюдь не подобострастничал с самим шерифом Горном, да и ни с кем в целом. Думаю, про себя отчим не раз наградил нашу крошку вполне характерным для него эпитетом: «Нет, ну надо же, какая аппетитная сучка!». Так мыслил каждый здоровый мужчина в нашем городе. А я в то время жил только ради нее. Ради Эйприл я терпел все воспитательные захмычки Слоуни, ради Эйприл подавал наши местные деликатесы заезжим проходимцам и убойные напитки - городским пьяницам, глотал тома из библиотеки покойной матери, дрался с подонками Стиви Робертса. Ради нее я торчал в Богом забытом городишке, угрожавшем каждому жителю мучительной смертью от скуки. Шульдих считал, что я всем доволен. Я тоже старался так считать. Наверное, Эйприл принимала меня за равнодушного циника. Я не мог ненавидеть ее, не мог ненавидеть и братишку, я ненавидел только себя – за собственную слабость. Потому что моя единственная любовь, солнце, освещавшее мне путь и придававшее упорства в ежедневной борьбе за выживание, по умолчанию принадлежала моему брату. Они гуляли вместе и трахались, как кролики, когда выдавался удобный момент. Так получилось. Сами виноваты. Вспышка. Это – как быстрая прокрутка вперед на видеомагнитофоне. Знаете, такая штука, на которой можно было смотреть хорошие вестерны, когда еще не было компьютеров. И прямо – в будущее. Машину веду я. Не потому, что никому не доверяю, хотя таких психов, как мои спутники, нужно еще поискать. Просто мне нужно как-то отвлечься. «Вот я тут подумал, - говорит Джей. Он сидит рядом. У него один глаз, но и его достаточно, чтобы внушать уважение. – У нас в Ирландии говорят: когда умирает колдунья, она зовет к себе внучку, чтобы передать ей силу, иначе не сможет спокойно умереть. Душа будет мучиться вечно и станет кошмаром для живых. А в Тибете, я читал, если умирает дух Великого Гуру, ламы из монастыря ищут младенца, родившегося рядом. Значит, выброс некой силы может происходить и без желания умирающего обладателя. Как будто прорыв… Бог хотел, чтобы я получил его силу после смерти. Он обещал мне это. Но я не чувствую в себе особых изменений. Мне интересно – кому досталась обещанная мне сила?». Говорит он и хитро косится на меня единственным глазом. Мы мчим по трассе в открытой Игрушке. Нас окружают полупустыня, кактусы и юкки. Воздух сухой, и почему-то от него у меня горчит в горле – как будто неприятные ассоциации. Я делаю вид, что не слышал его. «Чушь, - возражает Шульдих с какой-то странной сердитостью в голосе. – Я бы не хотел иметь такую силу. Это еще страшнее, чем быть беспомощным. Неизбежно наступит момент, когда перестанешь себя контролировать. Инстинкт убийцы, я же говорил. Это – огромная ответственность перед всеми, кто рядом…». Я оборачиваюсь и внимательно смотрю на него. Шульдих обычно взъерошен и необычно серьезен. В этот момент в разговор вмешивается Наги. Он пожимает узкими хрупкими плечами: «Не наступит. Брэд не позволит нам слететь с катушек. Он тут – самый нормальный». Я ухмыляюсь. Потому что кто как – а я в этом далеко не уверен. Вспышка. Быстрая прокрутка в прошлое. Слоуни запретил нам брать катер. Возможно, он просто боялся – не то за свою собственность, не то за непутевых отпрысков. Впрочем, мы довольно часто нарушали запрет. Улов всегда можно было продать нужным людям, а деньги использовать по собственному усмотрению. Контрабандной ловлей рыбы я и Шульдих занимались по ночам, а утром Слоуни находил катер в сарае, в положенном месте. Мы были еще слишком молоды, поэтому удивительно мало спали – темные круги под глазами могли с такой же точностью указать на наши приключения по ночам, как и встречающаяся посреди разговора непроизвольная зевота. Но Слоуни, обладавший своеобразной справедливостью, всегда придерживался правила: «Не пойман – не вор». Однако, если мы вдруг опаздывали с возвращением катера или оставляли на борту неопровержимые улики нашего там пребывания, Слоуни доставал ремень. Нельзя сказать, чтобы я стоически выдерживал трепку. Да и Шульдих обычно орал, как резаный, хотя больше по привычке, потому что разжалобить Слоуни – скорее солнце возьмет и не взойдет над городом! А раз наказание все равно неизбежность, чего толку корчить из себя героя? Надо отметить, что Слоуни ни разу не перестарался – в конце концов, мы должны были работать в кафе целый день, и отобранный у нас улов он продавал все тем же людям. И мы с возрастом стали куда как привычнее к трепкам, чем раньше. Другое дело - Эйприл. Когда я в первый раз увидел синяк у нее на скуле, то решил немедленно прекратить безбедное существование досточтимого шерифа. Шульдих просто по-немецки пообещал «прикончить грязную свинью». «В следующий раз, - тихо сказал он мне сквозь зубы и задумчиво добавил: - Хотя, собственно, чего тянуть-то?...». Отговорила нас сама Эйприл. Она заявила, что это ее личные проблемы и она как-нибудь разберется. Мы едва успели перекинуться парой слов у барной стойки, когда на горизонте показался Папаша Горн, и Эйприл сделала вид, что мы с Шульдихом – мухи, от которых просто лень отмахиваться, легче уж не замечать. На сей раз вопрос о мести Горну оказался замят, но вскоре мы умудрились поцапаться с ним так, что пришлось приступать к безотлагательным действиям. Дело было накануне выборов. Все знали, что победит Горн – он слыл любимчиком мэра и порядочным лизоблюдом. К тому же из соседних городов приходили дурные вести о разбойных нападениях, бандах на мотоциклах и повсеместной распущенности молодежи. Так что, по мнению жителей нашего городка, уж лучше было иметь шерифом порядочного козла, но со связями, чем погрязнуть в бардаке. И всем было плевать, что в роскошном особняке Горна день за днем томится его маленькая жена – потомственная аристократка с кровью англо-саксов, который, собственно, и принадлежал особняк, а также на то, что Эйприл порой приходится прилагать все возможные усилия, чтобы с помощью какой-нибудь хитрой женской штучки замаскировать синяк или ссадину на щеке, оставленную массивным перстнем-печаткой отца. Всем было наплевать. Но не нам с братом. Мы оба любили эту девушку, а Шульдих к тому же с ней спал. Не очень часто, только когда удавалось обмануть бдительность двух «любящих» отцов. Их роман начался еще в школе, на каком-то пикнике Шульдих соблазнил Эйприл, а может, все было как раз с точностью наоборот. В любом случае, Шульдих не был ее первым любовником. Бунт Эйприл против отца выливался в отчаянную рекламу сексуальной свободы. Одной из добровольных жертв каковой стал мой младший братишка. В тот день… если не ошибаюсь, была пятница тринадцатого и нам, как и полагается, не везло. Нам дважды досталось от Слоуни и один раз – от Стиви Робертса и его придурков. Утром Слоуни обнаружил наш тайник, наполненной свежей рыбой – ночью был отличный клев. Рыбу Слоуни отвез в местный «кэш-энд-кэрри», вернулся он довольным, видимо Майерс расщедрился, не иначе, жара в голову ударила. Поэтому ремень гулял по нашим спинам совсем недолго и больше по традиции. Затем все дружно приступили к работе. К вечеру рядом со мной за стойкой образовались две знакомые личности, которые пили виски и беседовали о предстоящих выборах. Клиентов осталось мало, поэтому я придвинулся послушать. Речь шла о том, как какой-то тип с Запада, чуть ли не из самого Техаса, тоже выдвинул свою кандидатуру. Наивный нашелся! Неужели он рассчитывает на голоса избирателей?... Однако, прислушиваясь к разговору одним ухом, я с удивлением узнал, что эти двое сочувствовали новому кандидату на должность шерифа и даже были готовы рискнуть своей ежевечерней выпивкой, отдав ему свой голос. В городке явно назревало брожение и смута. Не иначе, мир катится к Апокалипсису. Честно говоря, я думал, папаша Горн так и сдохнет на должности бессменного шерифа. Внезапно разговор смолк. Смолкли вообще все разговоры. В залу вошел сам шериф. Иногда он заглядывал сюда, потому что любил стряпню Слоуни – пожалуй, даже больше, чем изысканные блюда нанятого им повара-француза. Несмотря на то, что Горн каждую ночь делил постель с последней представительницей рода Фаулдингов, он оставался таким же плебеем, как все мы. Должно быть, аристократизм не передается половым путем. Вместе с Горном в залу вошел еще один человек. Был он, в отличие от нашего шерифа, худым, каким-то высохшим и белесым. Словом, выглядел, пожалуй, даже болезненно. Но мне сразу понравились его глаза – живые, серые, они насмешливо осмотрели зал, цепко взглянули на меня. Неожиданно левый глаз закрылся на секунду – и я машинально подмигнул в ответ. Заплывшая жиром кряжистая фигура Горна и высокий худой незнакомец представляли собой забавный контраст. Они так же походили друг на друга, как старый тигр и молодой волк. Их роднило только то, что оба были безусловными хищниками
Соня Сэш: Горн кивком подозвал меня к столику и заказал два бифштекса с гарниром и пива. На обратном пути я скорчил такую физиономию, что подглядывающий в щель двери Шульдих невольно прыснул от смеха. В следующий момент раздался звук затрещины и негодующий вскрик брата: «Я же ЕЩЕ ничего не сделал!». Из двери в кухню вышел Слоуни, заулыбался столику Горна и, подумав, подошел ко мне. -Чего этот хотел? – спросил отчим, кивнув в сторону Горна. Кажется, он тоже недолюбливал нынешнего шерифа. Впрочем, нашелся ли бы в нашем городе хоть кто-то, кто бы его «долюбливал»? Сомневаюсь. Все просто признавали его общую полезность для города – и не переваривали за высокомерие и властные привычки героев плохого боевика -Пива и бифштекса на двоих, - ответил я как ни в чем не бывало. – А кто это с ним? -Ты не знаешь? – Слоуни вытер пахнущие рыбой руки о фартук. – Флэтчер, юрист с Запада. Он всерьез рассчитывает стать нашим новым шерифом. Я изумленно поднял брови. Вот как? Значит, это именно тот самый тип, который собрался бороться с Горном? -Он идиот, - вырвалось у меня. – Горн его раздавит. -Скорее всего так, - подтвердил отчим. – Но это – не твоего ума дело. Хотя я собираюсь голосовать за Малыша Флэтча. Парень подает большие надежды, а Горн уже порядком намозолил тут всем глаза. Слоуни ушел, оставив меня стоять с раскрытым ртом. Итак, отчим собрался голосовать против шерифа Горна? Пожалуй, у него хватит мужества сделать так, как ему хочется. Интересно, сколько еще человек в городке пойдет на это? Если половина – Папаше Горну не сдобровать. -Они все свихнулись, - сказал я Шульдиху, когда пришел за готовым заказом. Шульдих отвлекся от нарезания овощей и кивнул: -У Горна неприятности? Наконец-то! Мы посмотрели друг на друга. Взгляд Шульдиха стал невероятно задумчивым. Он заржал, но вовремя спохватился и прикрыл рот ладонью. -Ты думаешь о том же, о чем и я? – уточнил я, начиная улыбаться. Шульдих кивнул, продолжая зажимать себе рот. Зеленые глаза сияли озорством. Честное слово, я любил этого парня! -Где у Слоуни лежит слабительное? – поинтересовался я. Шульдих невнятно ответил: -Найду. Отвлеки отца, я сейчас… Отвлечь Слоуни так, чтобы он минут пять не выходил из зала, не составило особого труда. Нужно было только спросить, показалось мне или нет, что он тоже не любит Горна. Минут пять Слоуни грязно ругался, потом спохватился и выставил меня за дверь с двумя тарелками в руках. На то, чтобы насыпать в порцию Горна слабительного порошка, ушло всего три секунды. -Смотри, не перепутай, - фыркнул Шульдих. – Ох, сдается мне, не идет нам впрок отцово воспитание! -Заткнись, - я изо всех сил пытался вернуть на лицо хотя бы часть серьезности. В конце концов, получилось что-то приличное. – Оставлю дверь приоткрытой. Посмотрим, что будет. -Будет весело, - уверенно сказал Шульдих. Я вошел в залу и, напрягая все свои актерские способности, постарался стереть с лица нездоровую ухмылку. В результате к столику, за которым сидели Горн и Флэтчер, я подошел уже более-менее спокойным, правда, закашлялся и чуть не выронил поднос. Мне удалось поставить его на полированную гладь под недоуменными взглядами обоих участников шоу. После этого я показал им спину и обратно шел, уже вовсю ухмыляясь, а за моей спиной вновь возобновился негромкий разговор. Заняв наблюдательное место за стойкой и прекрасно слыша, как за дверью фыркает в предвкушении удовольствия Шульдих, я продолжал исполнять свои обязанности бармена. Ждать нам пришлось недолго – неожиданно для Флэтчера, шериф побагровел, быстро замял разговор и пулей выскочил из зала. Шульдих зашелся в сдавленном хохоте. Мне все еще удавалось сохранять серьезное выражение лица, но в кухне, кажется, было забыто и про овощи, и про приготовленных для кляра местных креветок. Аккуратно вытерев тонкие пальцы шулера салфеткой, Флэтчер поднялся со своего места, вновь с любопытством оглядел залу и неторопливо подошел к стойке. -Как тебя зовут? – спросил он у меня с легким техасским акцентом. -Брэд, - ответил я. Из кухни послышался очередной взрыв смеха. Как бы у Шульдиха приступ не случился. -Хозяин кафе – твой отец? – улыбнувшись, спросил Флэтчер. Улыбка у него была славная, открытая, вызывающая симпатию с первого раза. Я кивнула, машинально протирая до дыр какой-то несчастный стакан. -Передай, что я в восторге от его стряпни, - Флэтчер наклонил голову. – В жизни не ел ничего вкуснее. Наверное, у вас нет отбоя от посетителей? Я вновь обрел дар речи: -Сейчас мертвый сезон, а так у нас всегда полно народа. Спасибо, сэр, не жалуемся. Улыбка Флэтчера стала еще шире. Он протянул мне руку. - Свои люди, сочтемся. Рад знакомству, Брэд. -Я тоже… рад, - обалдело кивнул я, принимая рукопожатие. Надо же, такая важная личность – и вдруг знакомится с барменом… Если даже и стратегия, все равно приятно. Удивительно цепкие пальцы. Флэтчер подмигнул мне еще раз и удалился. Тут же ко мне повернулась одна из личностей, все еще протиравшая штаны возле стойки. -Как он тебе? – поинтересовалась личность, небритая и довольно помятая. Но не настолько пьяная, чтобы не выговорить три коротких слова. К тому же ввиду моей деятельности я приучился понимать язык любого запойного пьяницы. -Кажется, порядочный человек, - осторожно ответил я. -Вот и я считаю. Уж получше старика Горна будет, - заржала личность, поднимая стакан с пивом. – Ох, чего-то я набрался… Тапек, проводи меня домой, может, Люси не так разойдется… Зала временно опустела. Я пожал плечами, забыв про стакан в руках, уронил его на пол и, чертыхнувшись, потянулся за шваброй. И вдруг ощутил, как на плече с риском переломать кости сжалась тяжелая рука. -Честь заведения позорите?! – взревел Слоуни. Одной рукой он держал за шкирку виновато хлопающего длинными ресницами Шульдиха, другой пригвождал к полу меня. – Маленькие бандиты! Марш на кухню, я сейчас из вас бифштекс буду делать! -Он нашел пузырек, - шепотом подсказал Шульдих, получил хорошую оплеуху и заткнулся. Я уныло вздохнул – и поплелся на кухню. В конце концов, за любое удовольствие надо платить, не так ли? И иногда – собственной шкурой. Похоже, снова настоящее. Можно расслабиться – и временно забыть о вспышках. Я опять ничего не вижу. Сейчас это начинает напрягать – будто рядом со мной, в звенящей темноте, притаилось что-то страшное, липкое и мерзкое, с холодными скользкими пальцами. За мной наблюдают, и я больше не один. В этом я более, чем уверен, но почему-то меня это совсем не радует. Глухие холодные голоса звучат в отдалении, как если разговаривать по не слишком хорошо работающему телефону, частично их заглушает стук – невнятный, навязчивый и давящий. Мой сосед по темноте, кем бы он ни был, явно недоволен и колотит в стены моего мозга тяжелой палкой. Я не уверен, что хочу знать, о чем говорят эти мрачноватые голоса. Но я машинально прислушиваюсь. «Почему ты так уверен, Пауэл?» - обволакивающе. Мозг в паутине из тонких нитей сахарной ваты. «Потому что если я буду обманывать – скоро стану трупом. Я хочу жить», - бесстрастно и вроде бы даже спокойно. Будто прохладной рукой по вспотевшему, лихорадочному лбу. «Рад, что ты это понимаешь. Итак, ты предлагаешь сохранить им жизнь. Несмотря на то, что двое из них – эсперы. Причем у обоих Прорыв произошел, когда оба были уже вполне оформившимися личностями». «У нас потери. Команду Гаррета вот только вчера пришлось чистить, там сразу трое подверглись Разрушению без видимой причины. Полиция долго будет помнить историю с Сити-банком и всех расстрелянных заложников… Во многих командах работают новенькие – и это вместо положенной длительной практики. Наш ирландский Святоша, к счастью, мертв, вот уж о ком я ничуть не жалею. Еще несчастный случай на дороге - из команды Кроуфорда выжил только Наоэ-младший, телекинетик. Мы погибаем так же часто, как обычные люди, но гораздо меньше переживают Прорыв и получают право стать эсперами. Сохраняют здоровую психику в дальнейшем – единицы. Если мы будем разбрасываться кадрами…». «Это буду решать я, Пауэл». «Извините». «Итак, их двое. У одного из них Прорыв произошел молниеносно, когда прикончили Святошу, верно? Тот, которому достался дар щупача. Рыжий парень, хорошо разговаривающий по-немецки. Психика сохранилась?» «Вы - отлично информированы. Барбара не нашла особых изменений в психике. Сейчас она с ним работает. Может быть, потом, в результате перенапряжения. Не уверен». «Второй, Прогнозист, если не ошибаюсь, пережил Прорыв уже довольно давно, и только после Святоши наступила пост-реакция?». «Да, сейчас он в коме. В момент Прорыва процесс был заторможен и перенесен на уровень подсознания. Видения были, но шли через подкорку. Так бывает, если не взять под контроль сразу. Сильная воля, природный практицизм и крепкая психика. Он все еще не ведает, что творит». «Скоро, боюсь, узнает. Вы выяснили, кто это был?». «Джерри Черч, эспер второго уровня, Прогнозист. По отчету психотерапевта, какое-то время находился на грани Разрушения, но выжил… Он пропал где-то во Флориде около полугода назад. Жаркое местечко, почти ад. Должно быть, Джерри мертв, только он мог передать Дар этому парню». «Я – за Разрушение, Пауэл. Почему ты считаешь, что мы должны подбирать этот сор? Они не обучены и непредсказуемы. Сам знаешь, как это опасно. Эспер должен быть хладнокровным, если он хочет выжить, эмоции в этом деле недопустимы. Понадобится жесткая дрессировка, прежде чем они смогут влиться в наши ряды. А это – слишком большое напряжение при слишком малой отдаче. Я отдам приказ о ликвидации, если ты в течение пяти минут не убедишь меня в обратном». «Сэр, поймите меня правильно. Если у людей хватает смелости и наглости идти против целого мира, они явно незаурядны. Повторяю: у нас осталось слишком мало людей, у половины новичков психика не выдерживает и разрушается уже на второй стадии. Почти все, кто остается в норме, по статистике психологов, обладают явными патологиями психического и сексуального характера, что неизбежно ведет к срывам. Кое-кто слетает с катушек уже после завершения Обучения. Вспомните Святошу, мы с Барбарой, эсперы первого уровня, гонялись за ним по всем Штатам, и все равно эти ребята добрались до него первыми. Они расправились со Святошей, заметьте – безо всякой подготовки. К тому же, когда этот мясник сбежал, он украл ребенка. Сколько ушло денег, чтобы заткнуть рот газетчикам? Сколько раз еще такое должно случится прежде, чем о нас узнает весь мир? Прежде, чем на Розенкройц повесят всех собак и заставят дать подробный отчет о каждом убийстве, каждом незаконном деянии, каждом шаге, который мы предприняли. Этак мы вновь доживем до костров Инквизиции. По крайней мере, эти ребята достаточно умны, чтобы не попасться полиции. Да, они непредсказуемы – но в этом вся соль. Позволив себе роскошь потерять их, мы остаемся со стадом тупых дрессированных мартышек, которые даже не способны верно выполнить приказ, и парочкой-другой весьма изобретательных психов вроде Святоши. Если вам не надоело тратить огромные суммы на то, чтобы замять очередной скандал, или разбирать претензии заказчиков, вы можете смело отдавать приказ о ликвидации. Но это уже пугает». «Пауэл, ты никогда не был пугливым. Меньше патетики и не думай, что ты меня убедил. Надо присмотреться. Если они так хороши, как ты утверждаешь, то, возможно… Впрочем, время покажет». Стук неожиданно стихает. И тут же начинает болеть несуществующая голова. Мозг словно разрывает на кровавые куски. Может, так оно и есть, я же не вижу… После пары секунд благословенного молчания, низкий женский голос говорит: «Ты все слышал, Брэд? Пауэл хотел, чтобы ты услышал – и понял, поэтому мне пришлось обеспечить техническую сторону. Надеюсь, ОНИ не заметили, что я прощупываю их разговор, влезть в мысли – я бы просто не рискнула… На всякий случай, предупреждаю отдельно: запомни это слово – Розенкройц. Если ОНИ заинтересуются вами, я не дам за ваши жизни и цента. Но Пауэл в тебя верит, а я – верю Пауэлу. Мой совет: никогда не открывайся ИМ, хотя ОНИ этого потребуют. Будь осторожнее – держись за воздух». «А больше – не за что», - отвечаю я несуществующим ртом, уже готовый на все, лишь бы меня оставили в покое. Быстрая прокрутка в прошлое. После знакомства с Флэтчером, уже гораздо позже, ночью я рухнул спать и практически сразу провалился в тяжелый сон. Шульдих разбудил меня на самом сладком месте – когда я уже настолько увяз в сюрреальности своих грез, что мне совершенно не хотелось оттуда выбираться. Никогда больше. -Подъем, нам - прямо по центру, - напомнил Шульдих. Я застонал, отворачиваясь: -Отвали. Твой папочка – мудак. Я ногой пошевелить не могу. -Это ничего, шевели руками, - фыркнул Шульдих, бросая в меня рубашку. Чертыхаясь и морщась, я кое-как привел себя в порядок, потом мы спустились с чердачного окна по веревочной лестнице, с трудом пропихнув в узкий проем свои задницы. Торопливо пересекли улицы и под покровом благословенной темноты направились к окраинам города – туда, где на холме возвышался осколком истории первых американских эмигрантов родовой замок жены Горна. Разумеется, нас не интересовала американская история. Не интересовали и старики. Шульдиха интересовали груди Эйприл, а меня - постольку-поскольку - обнаженная волнующая плоть ее подруги. Эйприл подцепила Марию, как заразную болезнь, когда училась один семестр во французском колледже. Старик Горн был невероятно доволен, что его дочь, обладательница сплошных «А», попала в списки студентов, уезжающих в Париж по обмену. Также он считал, что дочь должна как можно лучше знать французский и даже позволил ей привезти с собой подругу якобы аристократического происхождения. Чем был горд едва ли не больше, чем остальным. И плевать, что подруга носила косуху, бандану, имела личный мотоцикл и, глядя на Эйприл, как-то очень сально жмурила большие яркие голубые глаза. Как кошка на сметану. Я всегда ревновал, глядя на эту французскую оторву, тем было приятнее трахать ее, прижав к попавшейся на глаза плоскости. Как будто этим я мстил за все свои подозрения в соблазнении моей солнечной малышки, ожесточенно всаживая твердый от вожделения член между послушно разведенных бедер. К тому же, француженка аппетитно стонала и делала минет, достойный лучших голливудских порнозвезд. Нас уже ждали – у Горнов тоже был катер, который стоял в железном гараже возле спуска с мостков, а в сарае была пара старых матрасов, подозреваю, притащенных туда с совершенно определенной целью. Все знали, что Горн изменял жене, больной астмой и еще каким-то странным тиком в уголках губ. И всем было плевать. Да и нам тоже. На сей раз не повезло. Должно быть, потому что на дворе стояла чудесная ночь с четверга на пятницу тринадцатого. Благополучно миновав бетонный забор с помощью тщательно спрятанной в кустах лестницы, мы уже проделали полпути до искомого сарая, когда вдруг услышали лай собак, обычно крепко привязанных железной цепью к своим неуютным будкам. Каждый из огромных псов был злым и, как мне всегда казалось, ужасно голодным. Потом раздался первый выстрел. Я слишком поздно сообразил, что свет в сарае означал, очевидно, ловушку – он был слишком ярким для обычной свечи, которыми пользовались Эйприл и Мария. Шульдих тоже понял – потому что сорвался с места с яростным шепотом: -Деру! Я обогнал его и первым взлетел на забор, расцарапав кожу о колючий плющ и даже не поморщившись. Снизу раздался хриплый мат Шульдиха, я свесил руку и, нащупав вспотевшую ладонь брата, крепко сжал ее и дернул вверх. Остальное Шульдих доделал сам. Вскоре мы были на старом пляже, возле безмятежной морской глади, и тщетно пытались отдышаться. Шульдих ругнулся в темноте и зашипел, как рассерженный скунс. -Вождь, посмотри, что у меня там? – попросил он все еще хрипло, поворачиваясь ко мне спиной и спуская штаны до колен. Я хотел послать его подальше, но, приглядевшись, увидел, что левая ягодица Шульдиха превратилась в один сплошной синяк цвета гнилого яблока. -Когда они успели попасть? – машинально удивился я, морщась от отвращения к тому, что придется сделать. – Могу тебя поздравить. У тебя не задница, а решето. -Чем стреляли? – спросил Шульдих, бледнея на глазах. Да и было с чего – остаток ночи мы провели, ликвидируя последствия нашего свидания со сторожем Горна, мерзким типом по имени Хэнк. Я нагревал нож на свече, а Шульдих сосредоточенно грыз угол махрового полотенца, пока я выковыривал из его кожи мелкие дробинки. К утру от полотенца осталось одно воспоминание. Решив, что на задницу Шульдиха я уже насмотрелся достаточно, я продезинфицировал ранки, пожелал брату спокойной ночи и рухнул на кровать безо всякого желания видеть сны. Просто выспаться уже было бы совсем неплохо…. Утро тринадцатого началось для меня с насильственной побудки – проще говоря, Слоуни стащил с меня одеяло, яростно посмотрел на мои исцарапанные руки и бесцветным голосом скомандовал: -Вниз. Оба. Через пять минут. Начало не предвещало ничего хорошего. Шульдих выглядел как полутруп, что было неудивительно после ночной переделки. «Как бы в обморок не упал», - озаботился я и помог брату транспортироваться на терассу. Где в гобеленовом кресле, заливая гнев отчимовским коньяком, сидел шериф Горн. При нашем появлении он вскочил и ткнул пальцем мне в грудь: -Ублюдок! -Не горячись, - Слоуни скрестил руки, бицепсы заиграли на солнце. – Сперва разберемся. Кого из них видел твой Хэнк? -Обоих, - рявкнул Горн, продолжая сверлить меня взглядом узких медвежьих глазок. – Моя дочь! Я его убью! -А как же пресловутое воспитание? Ты же нанимал специальную «мадам» присматривать за девочками? - издевательски спросил Слоуни. Как и все местные, он терпеть не мог аристократические замашки шерифа. -Я ее рассчитал, - сухо ответил Горн. – Ты примешь меры? Или мне прикрыть твою забегаловку? Я не потерплю, чтобы какие-то бездельники развращали мою дочь! -При чем здесь Эйприл? – ляпнул я неожиданно для себя самого. Инстинкт говорил мне, что рот следует держать закрытым – но как раз в этот момент Шульдих пошатнулся и вцепился в спинку стула, чтобы не упасть. Слоуни и Горн уставились на меня. Шульдих нашел мою руку и сжал ее. Открыл рот, но я его опередил: -Я ходил к француженке. -Ты в курсе, что Мария – несовершеннолетняя? – осторожно уточнил Слоуни с непроницаемым лицом. Я устало кивнул: -Да. Но она отлично трахается. Горн начал багроветь, совсем как вчера, когда залпом выдул кружку пива и слабительное. Потом он зарычал: -Моя дочь… моя подруга… то есть, подруга моей дочери… Слоуни, если ты не умеешь воспитывать своих детей, может, мне действительно нужно сделать это самому? Иначе мне придется подать на тебя в суд! Я сделаю так, что твое чертово заведение в два счета прикроют, ты и пива выпить не успеешь!.... -Разберемся, - успокаивающе сказал Слоуни. – Шульдих, иди спать. -Иди, - шепотом подтвердил я. Шульдих посмотрел на меня с благодарностью и вышел. Его здорово шатало. Такой заряд дроби мог бы убить слона. Я был готов поспорить, что к вечеру у брата поднимется жар. Слоуни проводил Шульдиха взглядом и строго спросил у меня: -Это правда, сын? -Да, сэр, - сказал я неожиданно дрогнувшим голосом. Меня одолевали нехорошие предчувствия. Слоуни еще раз взглянул на меня – казалось, он был в ярости. Но еще больше мне показалось, что злится он не на меня, а – на собственное бессилие. Горн действительно мог бы закрыть «Памелу». И Слоуни принял решение – не могу сказать, что я его осуждаю. И до этого момента он ни разу не называл меня сыном. Это было унизительно. Я лег животом на стол, а Горн принялся вымещать на мне свою злобу. А после того, как шериф с проклятьями отбросил ремень и вышел, громко хлопнув дверью и оставив в комнате ощутимый запах вчерашнего перегара и сегодняшнего коньяка, я с трудом разогнулся и поймал на себе оценивающий взгляд Слоуни. Держу пари, смотрел он на меня с настоящей гордостью. Тем не менее, отчим бросил мне майку со словами: -Меньше будешь по бабам шляться, придурок. Я посмотрел в окно – Горн вскочил в свой автомобиль и умчался в гадючье гнездо, где его дочь чуть не вешалась от тоски. Как же я его ненавидел! При одной мысли о том, что я собираюсь сделать, мои глаза превратились в холодный прищур главного злодея третьесортного вестерна, а рот злобно скривился. -Даже не думай, - мягко сказал отчим, взяв меня за подбородок и повернув мою голову к себе. Его глаза прямо-таки лучились добродушием. Добродушный медведь – потому что пока не голодный. - Иначе сегодняшняя встрепка покажется тебе массажем по сравнению с той, какую тебе задам я. Все понятно? -Так точно, сэр, - я замер, пораженный мыслью: Слоуни знал. Он все знал о похождениях Шульдиха, о Горновской дочке, возможно, как мужчина и житель нашего города, он только одобрял эту связь – еще бы, трахнуть такую телку. Отчим еще раз скользнул по мне странным – тяжелым и добродушным одновременно – взглядом: -Горячая голова у тебя, парень. Думаю, и отец у тебя такой же был. Впрочем, об этом лучше твоей матери знать. Я этого подонка и в глаза не видел. Перебирайся на кресло, я принесу мазь. Потом займемся задницей Шульдиха. Я так понимаю, Хэнк угодил именно в нее? -Еще бы, такая мишень, - у меня хватило сил на эту шутку, после чего я съежился в кресле и стал с наслаждением придумывать планы мести. Которую, как и полагалось, собирался съесть в виде холодного блюда. Вспышка. Прокрутка в будущее. Мы почти доехали до Аризоны. Шульдих сидит с ногами на капоте Игрушки и задумчиво дымит сигаретой. Иногда начинает беззвучно смеяться своим мыслям, широко открывая белозубый рот. Такой смешок он издает и когда полуголый Джей выныривает из-под машины и принимается растирать черное от копоти лицо. От чего оно становится уже не черным, а покрытым грязно-серыми разводами, как у заблудившегося в джунглях Вьетнама Рембо. «Ты похож на демона» - смеется Шульдих. «На какого?» - любопытствует Джей, облокачиваясь на капот. Он ведет себя очень уверенно. Так, как будто ему нечего терять. Да ведь и действительно – нечего. Наверное, поэтому Джей с каждым днем все меньше выглядит как - хороший парень. «На любого. Ну, к примеру, Мефистофеля из Гете или Фарфарелло из Данте», - вмешиваюсь я, а Шульдих сдувает с лица отросшую окончательно рыжую челку. Джей пожимает плечами: «Тогда называйте меня как-нибудь так. Не хочу слышать свое имя. Каждый раз вспоминаю этого уродского педофила». «Ты всем нравишься», - жалуется Шульдих. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть. Звук поцелуя. Хриплый голос Шульдиха: «Я бы тебя тоже любил, не будь ты таким грязным». «А кто говорил, что я тебя люблю?» - уточняет Джей-Фарфарелло. Шульдих непонимающе хлопает глазами и открывает рот, но Фарфарелло его опережает: «Я не говорил. Я подумал. А ты мне ответил. Значит, дар все-таки достался тебе… А я-то подозревал Брэда, он всегда казался мне слишком уж умным для обычного бродяги». «Значит, я – идиот?!» - сердито спрашивает Шульдих, и они снова целуются. Они могут делать это бесконечно. В сухом и горьком рассыпчатом воздухе. Не видел ничего убойнее этой жары. Вспышка. Прокрутка в прошлое. По правде говоря, многие жалели, что Флэтчер, которого местные с удовольствием называли «Парень с Дикого Запада», накануне выборов свернул свою кандидатуру и подался обратно на свой Дикий Запад. Или откуда он там приехал. Должно быть, папаша Горн каким-нибудь весомым доводом убедил его оставить нелепую затею баллотироваться на пост шерифа. Местные рассуждали так: надеюсь, довод был достаточно весомым, чтобы как следует разорить толстяка. По крайней мере, так я слышал эту темную историю в «Памеле», куда люди приходили не только поесть, но и как следует размять языки. А еще люди говорили, что в который раз папаша Горн не дал надрать себе задницу. Возможно, оно и к лучшему. Такова жизнь, дружок. Дерьмовая? Ну, это ты загнул. Лишь бы на пиво хватало… И только мы с Шульдихом знали правду. Иногда ночью я видел во сне Парня с Дикого Запада, который подмигивал мне и широко, на публику улыбался. «Свои люди, сочтемся». Я видел его всего два раза – но, черт, он успел мне понравиться. Я даже сам не заметил, как начал ему подражать – так же открыто улыбаться, загадочно щурить глаза, оставалось добиться, чтобы от меня веяло такой же спокойной уверенностью. А чтобы я не забыл, его образ подсознание подсовывало мне раз месяц по ночам. Это были грустные сны, порой превращавшиеся в кровавые кошмары, в которых я носился с автоматом по дремучему лесу и палил в неясные тени, мелькавшие за деревьями, а рация шипела и не желала работать, и каждая косточка ныла от промозглой сырости, и мозоли на ногах становились невыносимой пыткой. Я чувствовал себя одной большой мозолью на теле бытия. Потом я просыпался. Мы похоронили Флэтчера на нашем Острове, возле выстроенного нами индейского вигвама из ветвей местных растений. На могиле Флэтчера стоит камень, а ковбойская шляпа, должно быть, уже истлела от дождей и солнца. Она была на покойнике, когда мы выловили его вместо рыбы в каменных изгибах побережья Острова. Болталась на спине, привязанная к трупу красивым шнурком, будто мечтала оторваться и поплыть навстречу судьбе - в открытое море. Щеки Флэтчера были изъедены рыбами. Он больше не подмигивал, а на белом, как молочная пенка, лбу, еле виднелась уже почти замытая водой черная дырочка. Наверное, пуля, вылетевшая из пистолета, прочно засела в упрямых мозгах западного человека, как назойливая мысль или червяк в яблоке. Не хочу представлять себе, что она могла жить там, внутри, своей особенной жизнью. Никогда не любил утопленников. Но после приятеля Флэтчера я их просто не перевариваю. Не в смысле еды, конечно… Первым, что сказал Шульдих после импровизированных похорон, было: -Интересно, сколько платят тому, кто убивает за деньги? В любом случае – это цена спокойствия. Он оказался прав. Папашу Горна снова выбрали шерифом и в городке воцарилось спокойствие, больше похожее на омут, в котором водятся черти. Вскоре после гибели кандидата в шерифы, мы с Шульдихом свистнули у Слоуни катер, благо отчим уехал к родне на целых трое суток, и подались на Остров рыбачить и охотиться. Мы взяли с собой Эйприл – отцу она сказала, что сегодня переночует у подруги. Не понимаю, как Горн продолжал ей верить? Итак, мы оказались на Острове все трое, пообедали консервами, еще немного поболтали, а потом Шульдих бросил на меня выразительный взгляд, означающий – кому-то пора отправляться на охоту. Эйприл тоже поглядела в мою сторону. Что это был за взгляд! В нем читались: легкая грусть, и сожаление, и еще… желание? Эйприл, милая моя девочка, босоногая, в желтом сарафане без лямок, открывающим для всех острые кокетливые плечи, она хотела - меня? Меня, а не Шульдиха? И как давно?... Я ушел бродить на другую сторону Острова, почти полчаса обходил бледно-голубое озеро в поисках дичи, сжимая в руках ружье с остервенением маньяка. А вместо дичи – я обнаружил Логово. Логово представляло собой приличных размеров пещеру из песчаника. В дальнем углу пещеры было еще несколько отверстий, годных разве что для змеи и кроликов, буде нашелся бы достаточно глупый кролик, чтобы лезть невесть куда, в непроглядную темень. Это значило, что где-то под Островом существует целый лабиринт подобных пещер, по которым раньше пролегал путь подземных вод, добавлявших озеру свежие соки. Может быть, какой-нибудь обвал перекрыл в свое время этот путь, что и дало контрабандистам, перевозившим оружие, устроить здесь милый тайничок, буквально напичканный винтовками, ящиками с гранатами, револьверами, русскими АК, маленькими коробочками с взрывными капсюлями, бронежилетами, сложенными аккуратной стопкой. Во время беглого осмотра я нашел еще несколько книг по технике, мундир морской полиции и складной портрет какой-то женщины. Все это прекрасно сохранилось среди песчаника и паутины. Позже мы с Шулдихом обнаружили еще один тайник - в стене пещеры кто-то соорудил нишу, где стоял железный ящик с выбитой на крышке датой. По дате получалось, что ниша была выкопана около десяти лет назад. Как раз в то время полиция предприняла ряд рейдов против контрабандистов, в великом множестве расплодившихся среди наших архипелагов. По надписи, нацарапанной на ящике, выходило, что здесь лежит прах некого Мэтью Дж. Говарда, которого не приняло море. -Что-то многовато покойников на один островок, - заметил Шульдих, еще не успевший растерять свою жизнерадостность. – Впрочем, покойники – это тебе не живые. Пакостей от них ждать не приходится. Так что будем делать? -Ты имеешь в виду, со всем этим добром? – я кивком показал на трофеи. – Подождем пока. Там что-нибудь придумаем. -Говорить никому не станем, - подытожил Шульдих. – Пусть лежит, где лежало. Разве что опробовать? -Это дело, - согласился я. – Сейчас и опробуем. Шульдих сощурил хитрые зеленые глаза -Слушай, Вождь, а ты Эйприл сильно любишь? -Просто люблю, - как можно равнодушнее сказал я. -Ну вот и забирай ее, - вздохнул Шульдих. – Договорились? Я обалдело посмотрел на брата. Шульдих довольно осклабился: -А ты думал, я ничего не понимаю? По честному – это как? -Как? – у меня в голове не укладывалось. Шульдих – дарит мне Эйприл? -Сам попользовался, дай попользоваться другому, - заржал братишка. -Врежу, - пообещал я. Шульдих сразу посерьезнел: -Да любит она тебя, придурок. Тебя, понимаешь? -Откуда ты знаешь? – все еще не понимал я. -Мысли читаю! – издевательски произнес Шульдих и в упор глянул на меня. – Может, кто другой и не заметил бы… но я же ...
Соня Сэш: ... такой проницательный! И тебя знаю, как облупленного. Короче, если тебе не надо, то я, пожалуй, заберу ее обратно… -А ты как? -А со мной она трахается. Потому что я тебя опередил и потому что от тебя ничего, кроме вот такого вот взгляда не дождешься. Берешь? Или подарочной лентой перевязать? Я все-таки ему врезал. Нельзя же наступать на больную мозоль столько раз кряду, да еще и издеваться при этом. Шульдих вытер разбитые губы и снова заулыбался – отчаянной мальчишеской улыбкой, от которой у меня всегда здорово поднималось настроение: -Совсем другое дело! -Кретин, - махнул рукой я и выбрался на свежий воздух. Остаток дня мы палили из автоматов по консервным банкам и смотрели, как взрываются гранаты. Взрывались они хорошо. Наше счастье, что никто не пострадал в ходе экспериментов. Когда мы вернулись на берег, встрепанные, потные и довольные, Эйприл тихонько подошла ко мне, села рядом и прижалась к голому плечу холодной щекой. Я сразу почувствовал себя эпическим героем, вернувшимся из похода с победой. Шульдих безмятежно болтал языком, жарил сосиски на кончике охотничьего ножа, даже не глядя в нашу сторону. А я больше молчал, наслаждаясь первым в жизни абсолютным счастьем. Ближе к вечеру Шульдих объявил: -Все, я пошел спать. Разбудите, когда соберетесь домой. И действительно ушел на катер, захватив с собой три банки пива из ящика со льдом. Мы с Эйприл взялись за руки и побрели по кромке прибоя к темнеющему горизонту. Воздух вокруг нас сгустился в плотное облако, приближалась гроза. Эйприл захотела искупаться. Я пожелал наблюдать за ней с берега. Гроза началась, когда она еще была в воде. Ничего прекраснее я в своей короткой жизни еще не видел. Все, что последовало дальше, уже не могло прибавить мне счастья – его и так было слишком много. Даже не знаю, с чего мне, молодому идиоту, так везло? Вспышка. Прокрутка в будущее. До Аризоны остается десять миль. Я останавливаю тачку, говорю остальным, что хочу отлить, и иду в ближайшие заросли кустарника. Там достаю мобильный телефон и звоню по известному мне номеру. Три долгих гудка, какой-то шум, будто разговаривают сразу несколько человек, – и голос Рана на том конце мира: «Привет. Подожди немного, я выйду». Я жду, рассматривая окрестности. Жара, кактусы и юкки. Как же они мне осточертели! Жаль, что я не могу просто выбросить телефон – и люди, которых собираются казнить имеют право на последнее слово. Даже если без него, в общем-то, было бы легче… «Я тебя слушаю, Брэд», - раздается спокойный голос Рана, когда стихает японская речь на периферии. Застыв на секунду посреди знойной техасской прерии, я спрашиваю напрямик: «Что это было? Тогда, в Мак-Кини?». «Я хочу быть с тобой. Желательно – как можно скорее, желательно - навсегда», - безо всякой паузы, как факт сообщает Ран. Паузу делаю я. А потом осторожно спрашиваю: «И как давно? А как же отец, мать, сестра? Карьера, колледж, наследство? Это важно». «Ты все прекрасно понимаешь, - откликается Ран. – Я не остановлюсь. Я так не могу, не умею, меня так не учили. Нужно гнать вперед, верно? Если есть цель – к ней обычно ведет прямая дорога. Я действительно хочу быть с тобой. Это - важно». Злость бродит во мне как огромное перекати-поле, влекомое жарким и сухим техасским ветром. Почему именно сейчас, когда моя судьба опять висит на волоске, когда неизвестно, что будет со мной завтра, когда опасность становится не просто реальной, а – неотвратимой? Нет, мальчик, ты ошибаешься. Жизнь – не прямая дорога, а цель – не электрические огни города впереди. Жизнь – бесконечные прыжки вверх и приземления на обе ноги, и неизвестно, наступит ли вообще это самое «завтра»… Я уже проходил это. Один раз мне уже сказали: «Я хочу быть с тобой». Тогда – я совершил ошибку, пытаясь совместить невозможное – прыжки на батуте и маленькое, личное счастье. Я зло усмехаюсь и пинаю кактус. Но мой голос выдает радость: «Ты хоть сам-то понимаешь, что теряешь?». «А ты?» - логично отвечает вопросом Ран. Я морщусь, сплевываю, пытаясь попасть в изумрудную ящерицу. Которая, впрочем, тут же ныряет за огромный плоский камень. «Хорошо. Тогда – ты понимаешь, с кем связываешься?» «Не совсем. Но, думаю, ты в таком же положении. Ты меня совсем не знаешь», - говорит Ран, а я представляю, как он сидит на стуле возле монитора, на котором открыто изображение какой-нибудь красотки. Стены украшены постерами знаменитых в Японии музыкальных групп. На стене, над кроватью,- декоративная катана в ножнах. А может, и не декоративная. Вспышка. Катана. Мрачный фиолетовый свет в глазах. Настороженно прямая спина и устало опущенные плечи. Вспышка. С ума сойти. «И что ты предлагаешь?- спокойно говорю я. Я принял решение. Если уж я не боюсь больше убивать и способен признаться себе в том, что по уши влюбился в одного идиота мужского пола, могу я ради разнообразия побыть настоящим мужчиной? Тем, который выполняет свои решения? – Я должен бегать за тобой по всем Штатам? Или мне приехать в Японию? Или я должен поселиться в Мак-Кини и ждать, пока ты соизволишь там появиться?». «Меня устроит любой вариант». «Это невозможно, уж извини, я привык чувствовать себя свободным». В мобильном начинает что-то фонить, как будто вспышки в моем мозге действуют и на технику. Я смотрю на кактус, пытаясь отойти от предыдущего видения. С каждым разом это получается у меня все быстрее. «Тогда зачем ты звонил?» - уточняет Ран. Кажется, он тоже взял себя в руки. В моем горле першит – должно быть, последствия многочасовой поездки по трассе в открытом Ягуаре. «Хотел узнать - получил ли ты обратно свой раритет?». «Да, ты не ошибся с адресом», - в голосе Рана – ни тени злости. Только спокойствие. Если я не ошибаюсь, этому его научили с раннего возраста. И тогда я – безжалостно добиваю: «Я вообще не слишком люблю японцев. Вы первыми напали на Перл-Харбор. Это – уже просто нечестно». «А вы - сбросили бомбу на Хиросиму, - непохожим на него, сдавленным и злым голосом говорит Ран. – Этого я – никогда не прощу!». Ритмичные гудки. Я отнимаю состоящий из раскаленной пластмассы телефон от уха, осторожно кладу его на большой плоский камень. Вот и все. Кажется, он здорово разозлился. Так лучше. Не стоит тебе со мной связываться. Все, кто связался, - сидят сейчас в машине и мечтают оказаться в каком-нибудь тихом и спокойном уголке вселенной. Где не нужно думать о странных вещах, боятся странных людей и учится контролировать эти странные вспышки с быстрой перемоткой кадров. Например, Аризона. Почему бы не Аризона? Живи спокойно, Ран. Ехать на полной скорости по трассе бывает безопаснее, чем прыгать на батуте. К тому же абсолютная свобода – неизбежно означает абсолютное одиночество, разве нет?... Я шагаю вперед, продираясь сквозь кустарник, пока не вижу темные фигурки на фоне слепящего солнца возле красной Игрушки. Шульдих съежился с вечной сигаретой на капоте, Джей… вернее, уже Фарфарелло проверяет состояние мотора, издыхающего от жары, а Наги - просто стоит на обочине, будто ждет меня, опустив вниз худые руки с бессильно сжатыми кулаками. Почему-то мне кажется, что он, этот мутант, подброшенный инопланетянами, понимает меня больше всего. Он знает – каково это, лишиться кого-то очень близкого… Я останавливаюсь, закрываю глаза и думаю о Ране. Я не могу не думать о нем. Это – та самая правда, которую придется признать. Я возвращаюсь обратно почти бегом. Беру с камня мобильник и от злости запихиваю его в карман так, что торчит только разноцветный, сплетенный из ниток шнурок. Вспышка. Прокрутка в прошлое.
Соня Сэш: Когда разъяренный Горн ворвался в наш дом, мы мирно спали в своих кроватях, и Слоуни попросту выставил его за дверь. Он начисто забыл свое обещание содрать с меня шкуру, если с семьей Горнов что-нибудь случится. Тем более, что ни я, ни Шульдих не принимали участия в шоу – нам всего лишь пришлось вступить в сложные переговоры со Стиви Робертсом, который в свое время тоже поплатился за неосторожную попытку налета на Горновские гаражи. В общем-то, никто не принял близко к сердцу, когда у Горна ни с того, ни с сего сгорели все пристройки, лошади оказались выпущенными из конюшни и весело прочесывали полянки за городом, а катера - словно отказались работать. Бедолагу Хэнка нашли избитым и связанным на рыбном складе. Узнав новости, Слоуни весь день насвистывал разные песенки от радости и не вспоминал о нас. Мы с Шульдихом получили долгожданную свободу действий, и после работы сваливали на песчаные пляжи – я удил рыбу, а Шульдих валялся в одних джинсах на солнышке. Солнце светило, жара путала мысли, сигареты казались особенно сладкими в ту августовскую пору. Однажды, пока Шульдих ездил в соседний город за покупками, я совершил ночную вылазку на Остров и долго стоял возле могилы Флэтчера. Мне казалось, что это нечестно – когда с человеком никто не разговаривает после смерти, потому что никто не знает про его могилу. Я стоял в свете луны, курил сигарету за сигаретой и смотрел на небольшой деревянный крест с табличкой, которую мы соорудили сами. В тот год смерть впервые показала мне свое лицо. И это было – лицо Флэтчера с изъеденными рыбой щеками. С тех пор я никогда не мог забыть о ее присутствии. , Катер я отвел к гаражу, а сам, особо не спеша, прогулочным шагом двинулся к дому. Спешить мне было некуда – дома меня ждали только очередные неприятности. Поэтому я поплевывал по сторонам, задирая голову, чтобы посмотреть на сияющее чистой голубизной небо, пинал валяющихся прямо посреди мостовой и загораживающих проход городских собак (к счастью, ни одна из них так и не решилась проверить мою ногу на вкус). И размышлял – а что, собственно, мне делать со свалившимся на нас с Шульдихом богатством в виде целого арсенала всевозможного оружия, которое вполне могло кому-нибудь пригодится. Тому же Стиви Робертсу. Это было посерьезнее, чем заниматься отловом рыбы без лицензии. Навстречу мне попалась Эйприл, хитро скосила на меня кошачьи глаза, передернула плечом. На ее скуле я с отвращением заметил свежую ссадину – Горн вполне мог напиться и начать крушить все на своем пути, тем более, что настроение у него было не ахти. Я остановился и со злобной веселостью прищурился. Эйприл, проходя мимо, нежно погладила меня по щеке, чем немало раскрасила предстоящий паршивый день. -Я уезжаю, - сказала она. – Вместе с Марией, обратно в колледж. -Придешь вечером на причал? – спросил я, решив подумать об этом завтра. А лучше – никогда. -Приду, - кивнула она и исчезла, как исчезают все хорошие вещи – без остатка. Теперь мне было все равно. Слоуни заменял меня в «Памеле», где пока что наблюдалось полное отсутствие посетителей, которых по вечерам было не разогнать. Отчим увидел меня в окно и спустился вниз, помахивая армейским ремнем. Я подошел, молча пожал занывшими в предвкушение плечами. -Катер брал? – спросил Слоуни. -Брал, - кивнул я как можно более виновато. -На место поставил? – продолжил допрос Слоуни. -Угу, - я сглотнул. Слоуни рявкнул: -Так какого дьявола ты здесь, а не в спальне? -Если бы не буря, ты бы не узнал, - ляпнул я, а Слоуни кивнул. Вздохнув, я стянул майку и, ежась от утренней прохлады, засунул ладони под мышки. -Бесплатный сыр бывает в мышеловке, - назидательно заметил Слоуни, от души врезав мне ремнем по спине Я взвыл и дернулся. -А не слишком ты его? – спросил какой-то прохожий, опираясь на наш беленый забор и щербато улыбаясь. -Не твое собачье дело! – Слоуни вновь примерился к моей спине. Я переступил с ноги на ногу и сгорбился, полагая, что так будет легче. Ремень свистнул в воздухе, и я невольно вздрогнул. -Ты по-прежнему профессионал, уважаю, - щербатый издал нехороший смешок. – Щадишь пацана, а? Я помню, ты мог тремя дарами убить человека. Резкий неприятный свист внезапно оборвался. Я обернулся в удивлении. Слоуни, похоже, был так ошарашен, что даже не отправил меня в дом, как я непременно поступил бы на его месте. -Трой, ты, что ли? – потрясенно спросил он. -Узнал? Ну вот и ладненько. Думал, меня никогда не выпустят? Пожалуй, выпью стаканчик ради старого знакомства, - щербатый вошел в калитку, скрестил на груди длинные костлявые руки и вперился в меня немигающим взглядом. Такой взгляд – тяжелый и опасный – мог бы быть у убийцы. -А он не очень-то похож на тебя, Слоуни, - усмехнулся незнакомец. – Что он сделал такого, чего не делают все мальчишки его возраста? Или ты просто не хочешь растерять навыки? -Брэд, вали в зал и присмотри за клиентами, - Слоуни сунул мне в руки ремень. Недоумение на его лице сменилось досадой. – Пошел отсюда! – прикрикнул он на меня, теряя терпение. -Боишься, что он узнает правду? Что ты – бывший палач из Хантсвилла? – расхохотался незнакомец. – Я бы гордился! С меня было достаточно. Я оставил мрачного Слоуни с переставшим улыбаться незнакомцем выяснять отношения и, насвистывая, направился к дому. В голове у меня вертелось: «Любопытство – не порок, а такое хобби!». Несмотря на ноющие ребра, я был в отличном настроении – меня не покидало ощущение, что в этом доме меня уже и пальцем не тронут. Надо же, оказывается, и палачи в обычной жизни могут оказаться вполне приличными людьми. Слоуни уважали и у нас в городке, и – за его окрестностями. Интересно, что он такого натворил, чтобы попасть в тюрьму строгого режима – убийство, никак не меньше… Я живу в одном доме с убийцей – и никогда об этом не подозревал! Наверное, на лицах убийц не всегда написано, что они из себя представляют… Не помню, что мы с Шульдихом выкинули уже в тот же день, но Слоуни, поймав нас на месте преступления, только отвесил каждому увесистый подзатыльник и отправил спать. -Он что, белены объелся? – не понял Шульдих. – Чего это он такой добрый? -Наверное, слишком много пива. Вот увидишь, завтра это пройдет, - пожал плечами я. Шульдих внимательно посмотрел на меня: -Ты что-то знаешь. Задницей чую. Впрочем, не хочешь – не говори. Не так уж и интересно… Лучше вот что. Опробуем ящик с динамитом. Я прочитал, как с ним управляться… Мы принялись обсуждать подробности, а вечером Слоуни вызвал нас к себе: -Сегодня замечательная погода, - так начла он свою речь. – Так что исчезните! Можете порыбачить. -Только не говори мне, что ничего не происходит, - тихо сказал Шульдих, когда мы отошли на достаточное расстояние. -А что происходит? – поинтересовался я рассеянно. Меня больше занимала мысль о том, что это – моя последняя ночь с Эйприл. Впрочем, она так и не пришла – должно быть, из-за отца. Как же я его ненавидел! Целую неделю Слоуни присматривался ко мне. Я вел себя спокойнее обычного – после отъезда Эйприл внутренних сил на дикие выходки вдруг разом не осталось. Шульдих заявил, что я «поскучнел», на что я ответил, что все равно когда-то нужно взрослеть. Брат посмотрел на меня идиотски-счастливым взглядом и замял разговор. Кажется, он уже тогда начал всерьез употреблять амброзию. Впрочем, его трудно осуждать. Если на меня Слоуни попросту перестал обращать внимания, то Шульдиху порой доставалось за нас обоих. Правда, за все время я услышал от него только одну жалобу, которая заключалась в сакраментальной фразе: -Если бы я умел летать, с каким бы удовольствием плюнул на чью-то голову! Словом, что касается Шульдиха, то он был таким же жизнерадостным идиотом, как и всегда. Вспышка. Вспышка. Вспышка. На этот раз их так много, что я не успеваю охватить взглядом мелькающие в ненормальном темпе картинки. Моя бедная голова не просто болит – это настоящий бунт возмущенного мозга против полного произвола. Каким-то образом я понимаю, что у меня из носа идет кровь, хотя здесь, в этом странном месте, у меня вообще нет носа. Как бы нелепо это ни звучало. «Брэд, не вздумай!» - резкий окрик. Я последним усилием воли напрягаюсь – голос кажется мне подозрительно знакомым. Так и есть, это – Пауэл. Человек из настоящего, которого я никогда не видел и про которого не уверен, что он существует, что все это – не воображение, разыгравшееся в предсмертной агонии. Но которого, кажется, готов назвать своим другом. «Вытащи меня отсюда! Вытащи!» - корчится и шипеть легче, чем терпеть и быть мужественным. Особенно в русле того, что у меня нет тела, а значит, нет рецепторов, которые могут испытывать боль. «Ты не можешь умереть. Ты мне нужен. Ты нужен Барбаре!». «Плевать мне на Барбару! – у меня нет рта, поэтому я не говорю, а выдаю мысленные образы. – Она умрет! И ты умрешь очень скоро, в курсе? Я вижу! Тебя убьют в номере дешевого мотеля. Их будет четверо. Твое лицо превратится в маску. У тебя вытекут глаза. Но они не тронут тебя и пальцем, просто будут стоять вокруг и смотреть. Я вижу это, Пауэл. И, черт подери, я хочу знать, почему я это вижу!». «Джерри Черч. Мрачный социопат с садистическими наклонностями. Нервный к тому же. Он так и не стал эспером первого уровня, хотя зарекомендовал себя как неплохого прогнозиста. Комиссия испугалась того, что он может натворить. Нечего удивляться. Мы здесь все такие. Я научился улыбаться, когда пытаю и убиваю людей. И еще я люблю собачек». «Эспер? Что это за хренотень?!». «Только одно из общепринятых названий. Человек, обладающий экстрасенсорными способностями. Хотя, вполне может быть, это они обладают человеком. Дар может передаться кому угодно из тех, кто кажется рядом. Мы называем это – Прорыв. Тебе повезло». «Не уверен, - беспомощно отвечаю, купаясь в минутном облегчении. – Пауэл, ты и правда умрешь. Ты ничего не добился, прикрывая мою задницу». «Знаю, - думает он спокойно. – Но ОНИ умрут тоже. Можешь мне поверить. Конечно, в том случае, если ты продолжишь искать. К тому времени избавятся от меня – я становлюсь опасен, ОНИ бояться потерять надо мной контроль, а заодно – и над Барбарой... Это было неизбежно с самого начала, впрочем, меня никто и не спрашивал, хочу ли я работать на НИХ. А теперь уже поздно - я привык к мысли о смерти. Но ИМ в любом случае понадобится замена - ОНИ станут искать нового Прогнозиста и неплохого Щупача вроде Барбары. Надежных эсперов осталось мало, мы все – не совсем нормальные… Джерри Черч передал свой Дар тебе, и теперь ты – единственный, кроме меня, Прогнозист в этом паршивом мире. Твой Дар – на грани пробуждения. Научись его контролировать, это не так уж сложно, главное – всегда помнить, кто ты и чего ты хочешь на самом деле. Ты же хочешь стать свободным, Брэд? Я вижу. По-настоящему свободным? Так, чтобы никто никогда не смог диктовать тебе свои условия, весь гребаный мир? Тогда запомни это название – Розенкройц. ОНИ еще успеют тебя достать. Но ты - освободишься от НИХ. У тебя - получится. Жаль, что этого не смог сделать я. Ты когда-нибудь ненавидел, Брэд?». Ты умеешь ненавидеть, Брэд? Так спрашивал Джей и прихлебывал кофе, не чувствуя его вкуса. Они всегда спрашивают только одно. И я могу ответить… «Да пошел ты! Я никому ничего не должен! Я уеду туда, где вы меня не достанете, и пусть «ОНИ» ищут себе Прогнозиста и кого там еще - в другом месте! Я так понимаю, у вас там не очень милое местечко? Населенное не очень милыми людьми. Так вот, я туда не сунусь сам и ребят в обиду не дам. Так и запомни!». «Я предсказываю будущее, помнишь? – холодно напоминает Пауэл прежде, чем исчезнуть. – От тебя ничего не зависит, а я – скоро ничем не смогу тебе помочь. Мне жаль». Он исчезает, а мне становится снова плохо. Вспышки перед глазами мелькают как быстро крутящийся калейдоскоп. Вспышка красная… вспышка белая… еще вспышка… еще одна… сверхновая… Тайник оказался неисчерпаемым кладезем. Те винтовки, которые были сверху, проржавели, но остальные были вполне пригодны к употреблению. И ящики с взрывчаткой тоже. А еще новенькие автоматы конструкции «барракуда» и несколько русских АК, в которых можно смолу заливать – ничего с ними особого не случится. Городок у нас маленький и тихий, но стоящий на трассе 75, ведущей к Талахассе. И кому как не бармену в лучшей городской забегаловке знать о чужаках, приехавших с пыльной стороны континента? Довольно скоро я навострился делать ничего не значащие намеки и правильно расценивать ответы, а мои пальцы привыкли к хрустящему шуршанию купюр. Словом, деньги у нас были, но о них не в коем случае не должен был знать Слоуни, поэтому тратить их следовало с большой осторожностью. Собственно, мы даже не знали, что нам делать с этим богатством. И тогда я решил, что нам пора наконец повзрослеть. С этой целью мы нанесли дружеский визит в притон Стиви в заброшенных катакомбах, где и купили первую порцию амброзии. Стиви обещал нам полное расширение сознания. И действительно, мои грезы были полны странных образов, похожих на миражи. Чаще всего это были фантазии, связанные с сексом, но иногда я слышал другие голоса, которые пугали и завораживали. Они шептали мне о таинствах смерти, происходящих в каком-то ином мире, о блаженстве, даруемом избранным, о песчинках, перетекающих из одной части песочных часов в другую… Я приходил в себя с липкой от пота спиной и обнаруживал, что старательно обслуживаю клиентов «Памелы», болтая с ними о всякой всячине. Меня так ни разу никто и не поймал, вряд ли Слоуни узнал об этой стороне моей жизни. Безнаказанность – вот что погубило Шульдиха и вовремя остановило меня. Своим ремнем Слоуни добился только одного – я уже привык отвечать за каждый проступок и получение удовольствия без последствий меня настораживало. Я отказался от амброзии с легким сердцем, но продолжал продавать оружие, честно деля выручку с Шульдихом. Я ждал Эйприл, чтобы забрать ее с собой туда, где нам будет хорошо. Деньги избавляли брата от необходимости зарабатывать себе на новую порцию, а мои попытки ограничит его в снабжении приводили только к неприятным сценам, вроде той, которую я случайно увидел в баре уже после закрытия. Он здорово втянулся – возможно, я был виноват в этом больше, чем он сам. Слишком часто я брал на себя его работу, покрывал частые отлучки и врал, не краснея. Мало-помалу я стал замечать, что Слоуни перестал наблюдать за мной, как старый хищник за молодым соперником, и начал спрашивать у меня советов, делиться впечатлениями от жизни. Доверял, что ли. Честно говоря, я был польщен и с гордостью думал о том, что когда-нибудь «Памела» достанется мне. Невеликая карьера, но все-таки. Тем более, что Шульдих, фыркая, как кот, заранее отказывался от этого удовольствия. Везение закончилось неожиданно. Как-то вечером брат опаздывал на ужин, и я решил поискать его у Стиви среди отморозков и наркоманов. Хитрый, как змея, Стивен (вот уж кому не достались мои винтовки) сказал, что он не видел Шульдиха со вчерашнего дня, и не стал мешать мне осматривать притон. Брата там и впрямь не было. Пожав плечами, я ушел и вернулся в «Памелу» - к тому времени вовсю лил дождь, надо мной громыхало так, будто на небе собрался целый оркестр барабанщиков, сверкали яркие разряды молний. Я с шумом влетел в залу и встряхнулся, как мокрый пес. Безмятежно улыбнулся навстречу шагающему ко мне Слоуни. Ответной улыбки я, впрочем, не дождался. У меня похолодела спина – у отчима была походка опасного зверя, и я вдруг увидел, что он вовсе не старый. Он просто притворяется старым – хозяин бара, а в прошлом – профессиональный палач, пытавший людей по приказу тюремного начальства. -Что случилось? – спросил я, стараясь говорить спокойно. Лицо Слоуни исказила гримаса, он еле сдерживался, чтобы не ударить меня. Мне захотелось отшатнуться, но я все еще не понимал, с чего вдруг такая разительная перемена. Отчим протянул вперед ладонь и разжал ее. Между сильных пальцев лежали новенькие патроны. С минуту я тупо смотрел на них, а потом поднял на Слоуни глаза. Во мне радостно пела Песнь Правды: -Ты исковеркал нам жизнь, старый козел! Короткий взмах руки Слоуни – я не устоял на ногах. Пол оказался холодным и жестким. Но к тому времени мне стало плевать. Все, что сидело во мне так долго, теперь выплескивалось наружу. И я заговорил, одновременно отползая в угол от надвигающегося отчима: -Ты можешь убить меня, но я все равно скажу. Только ты мог устроить нам такое счастливое детство, палач из Хантсвилла! Слоуни остановился. -Ты опозорил меня, продавая оружие моим клиентам, - сказал он тихим, бесцветным голосом. – Я не ожидал от тебя предательства, парень! -Это ты нас предал! – заорал я. – Меня и брата! Ты думал, мы будем терпеть всю жизнь? Твой сын тебя ненавидит, ты в курсе?... Слоуни нахмурился и шагнул ближе. Я знал, что сейчас последует расправа. Никто не имел права возражать Слоуни, как никто не имел права вспоминать о его прошлом. Таких, как он, выбирал из заключенных, обучали всем хитростям «профессии» и выпускали на волю после десяти лет хорошей службы. Как-то в пьяном виде Слоуни рассказала мне пару подробностей из тюремного быта, и меня вырвало – хорошо, успел выскочить из комнаты. Я сжал губы. Оказалось, все измывательства Слоуни до этого, были детскими игрушками. Отчим не жалел сил, по его вискам ползли капли пота, я старался уклонится от ударов, но у меня получалось все хуже. В какой-то момент я понял, что близок к обмороку, но град ударов вдруг прекратился. Я замер, не веря в свое счастье. И правильно не верил – ровный незнакомый голос холодно произнес: -Ты убьешь его, но ничего не добьешься. Я знаю такую породу. Они сгибаются, но сломаться – это вряд ли. По крайней мере, не так. Я могу сделать, чтобы он на всю жизнь запомнил, кто из вас хозяин. -Если научишь волчонка, как себя вести, я бесплатно угощаю выпивкой, - это были слова Слоуни. Я прищурил затуманенные болью глаза – и тут же свет померк, как будто его и не было. Надо мной нависла высокая темная фигура, у которой я не мог разглядеть лица, ее рука лежала на моем лбу и прожигала его насквозь словно холодным железом. Я услышал, как кричу – так, будто меня выворачивают наизнанку. Потом, сквозь собственный крик, я услышал отчаянный вопль Шульдиха, называющего меня по имени, перед моими глазами поплыли разноцветные мыльные пузыри, они лопались один за другим, и боли уже не было, впрочем, облегчения тоже… Когда я очнулся, рядом с постелью сидел отчим и менял мне компресс. Вода здорово охлаждала, ложась на распухшее лицо, и боль во всем теле не позволяла усомниться в том, что остальное - было правдой. Как бы мне не хотелось об этом забыть. -Лежи спокойно, кажется, я разбил тебе голову, - предупредил Слоуни. На его плече красовалась повязка – белоснежная, чистая, без единого пятнышка, будто ее недавно меняли. В ответ на мой вопросительный взгляд Слоуни пожал плечами: -Я не стану извинятся, Брэд. Ты основательно вывел меня из себя. Но я многое пересмотрел с тех пор, как мой сын на моих глазах убил человека и бросился на меня с ножом. Я попытался ответить, но не сумел. Губы просто отказывались мне повиноваться. -Не волнуйся, я ничего с ним не сделал. Не успел. Я не знаю, где Шульдих, но думаю, ты это знаешь, - Слоуни вздохнул и заговорил снова: -Ты мне никогда не нравился, парень. Твоя мать любила того ублюдка, который был твоим отцом, и я никогда бы не забыл этого. Но ты сумел заставить себя уважать. Я знаю, что не был хорошим отцом – не так-то просто быть палачом, а потом вдруг - стать славным человеком. Мой сын очень похож на меня. Он уже сейчас начинает делать вещи, которые, боюсь, когда-нибудь приведут его в тюрьму строгого режима или хуже – на электрический стул. Ты – что-то другое. Мне всегда хотелось посмотреть, сколько ты выдержишь, прежде чем сломаться. И вот что я тебе скажу – ты нигде не пропадешь. Не отворачивайся, дослушай. Я хочу, чтобы ты забрал брата и исчез с моих глаз. Мы закопали этого урода на одном из островов, но рано или поздно кто-нибудь его обнаружит. Поверь моему богатому опыту, ни одно убийство не остается безнаказанным… так вот, мне нужно, чтобы вы успели до этого времени убраться как можно дальше. Лицо Слоуни со знакомыми мне яростными огоньками оказалось совсем близко от моего. Настолько близко, что он сумел разобрать мой шепот: -Этот урод… кто он? -Не знаю, - Слоуни снова выпрямился. – Он платил долларами. Просил, чтобы я называл его Джерри. К счастью, я догадался сперва содрать с него деньги. Я закрыл глаза с намерением уйти в небытие, ничего не слышать и не видеть. Но был выведен из прострации твердым голосом Слоуни: -Уходите. Я дам свою кредитку. Впрочем, деньги у вас и так есть. Не теряй времени, если ты будешь здесь валяться, у моего сына - будут крупные неприятности. А так… возможно, у него есть шанс стать не тем, кем был я, - наркоманом, убийцей и пропащим человеком. Жду тебя внизу, собирайся. Я бы сам убил его, если бы мог. Но в тот момент я больше думал о себе и о брате. Наверное, поэтому Слоуни все еще жив. Вспышка. Прокрутка в будущее. Я вижу. Так хорошо, будто бы это случилось недавно и было записано на хитрую видеокамеру, вставленную прямо в память. На самом деле это случится гораздо позже. Года через два-три, возможно, через пять. Здесь таймер не срабатывает. Слоуни лежит тяжелой тушей на полу, похожий на вяло дергающегося тюленя, а во всей «Памеле» - только пять человек. Двое отморозков Стиви Робертса с маньячными взглядами и огромными зрачками пинают его громоздкими бутсами. Еще двое и сам Стив – переворачивают и вскрывают кассовый аппарат. У Стива трясутся пальцы. В глазах Слоуни – предвкушение смерти, черная тягомотная тоска. Он так и не успел снять фартук. Он перестает дышать незаметно для экзекуторов. Так, будто просто засыпает с раскрытыми глазами. Мне становится невыносимо грустно. На заднем фоне я вижу лицо Флэтчера. На нем ковбойская шляпа, и еще – он подмигивает, давая мне понять – это правда. Чистая правда. Чище не бывает. Отчим, человек, которого я когда-то ненавидел, умрет именно так. Года через два, может быть, чуть больше. Будучи забит до смерти в своей собственной забегаловке. Наркоман, убийца и палач из Хантсвилла. Что ж, возможно, именно так небеса представляют себе Высшую Справедливость. Флэтчер белозубо улыбается с дыркой во лбу и раздувшимися синими щеками. Да ладно тебе, - словно говорит мне Славный Парень с Дикого запада. Свои же люди. Я ведь помогаю тебе не в первый раз, помнишь? Чем придется платить? Расслабься. Будешь умирать - сочтемся. Катер мягко рассекал воду, темную в ночных сумерках. Я цеплялся за штурвал побелевшими пальцами и никак не мог унять дрожь в напряженных мышцах. Казалось, ночная сырость только добавляла неудобства избитому телу. Черная вода напоминала запекшуюся кровь. Иногда я высовывал язык, чтобы облизать корку на губах. Я спешил. Слоуни сказал мне, что Шульдих ждет на Острове, а катер мы можем оставить на стоянке. Отчим заявил, что заберет его позже, а потом, не глядя, сунул мне в руки кредитную карточку. Мне хотелось его убить, честное слово. Но в тот момент моя жизнь и жизнь Шульдиха висели на таком тонком волоске, словно его сплела одна-единственная шелковичная гусеница. -Шульдих, ты…- я распахнул дверь бунгало с пинка ноги – и тут же оказался в тесных и жарких объятиях Эйприл. Мы оба замерли, прижавшись друг к другу, сквозь тонкую ткань летнего платья я чувствовал, как отчаянно бьется ее сердце. Я поднял голову Эйприл двумя ладонями, обхватив узкие скулы, и поцеловал. Потом отстранился – в лицо мне глядели два отчаянных синих глаза. -Я хочу быть с тобой, - так сказала Эйприл. Она смотрела на меня с какой-то непонятной надеждой. Я хотел возразить, но почему-то перехватило дыхание. Во мне боролись два чувства: с одной стороны, мне нельзя было брать ее с собой, путешествовать в компании с убийцей и братом убийцы – не лучшая затея для несовершеннолетней девушки. С другой – я просто был не в состоянии отказать, это же была – Эйприл… Если бы я мог – то отказал бы сразу. -Как дети, - проворчал Шульдих, появляясь из темного угла. Я невольно окинул его взглядом, словно пытаясь разглядеть кровь. Естественно, никакой крови я не увидел – Шульдих был в чистых джинсах, из кармана которых торчала смятая майка. Глядя на его худое, но уже вполне взрослое тело, я испытал самый настоящий приступ ревности, но тут же остыл – Шульдих выглядел побледневшим и усталым, даже цвет его волос, казалось, поблек по сравнению с обычным. Брат потер уголок глаза. -Вот как оно все обернулось, Вождь, - тихо сказал он несчастным голосом. И сонно поморгал. Я уже знал, что после амброзии всегда хочется спать. – Если что, вы ведь можете и не ехать. Я свалю один, хоть отдохну от вас, - ляпнул брат, а я нахмурился: -Совсем свихнулся? Естественно, я с тобой. А вот тебе, милая, лучше не… -Ты не можешь меня здесь бросить! – твердо сказала Эйприл, прижимаясь ко мне, как встрепанный испуганный котенок. Еще она нервно обкусывала ноготь на мизинце – последний из оставшихся целым. – Я не вернусь в колледж. Ты не знаешь… И домой тоже. Маму жаль, конечно, но я хочу быть с тобой. С вами. Я сжал губы, ревнуя. Шульдих только кивнул с довольным видом: -Все? Игра в благородство закончена? С каким счетом? -Едем вместе, - махнул рукой я. – Как-нибудь разберемся… -А вот это вряд ли, - жестко заявил Горн, и мы обернулись. Не знаю, как остальные, а у меня сердце вдруг решило поиграть со своим хозяином в поддавки и радостно ухнуло куда-то в район пяток. Судя по тому, как нервно сглотнул Шульдих, он тоже предпочел бы увидеть привидение. Взгляд Горна – тяжелый, как у медведя-шатуна – остановился на дочери. Эйприл все еще прижималась ко мне и выглядела как кролик, загипнотизированный коброй. -Маленькая сучка! Доигралась? Я тебя, пожалуй, кастрирую, чтобы по кобелям не шлялась! – проревел Горн, заставив меня здорово усомниться в его адекватности. – Стоять! Ты куда собрался? Ты у меня не просто так сядешь. Я из тебя тюремную шлюшку сделаю, поганец… Пистолет в руках Горна дрожал, потому что от бешенства у шерифа тряслись руки. По бунгало распространялся неприятный сивушный запах – наверняка, виски, опытным нюхом бармена определил я. Глаза шерифа налились кровью. Горн казался безумцем. Опасным безумцем. Но пока что он держал себя в руках. И мы тоже, потому что как раз нам – больше ничего и не оставалось. Отстегнув от пояса наручники, Горн кинул их на пол перед нами. -Примерьте браслеты, парни, в свете нынешних событий, думаю, вам пойдет, - насмешливо сказал он, похоже, слегка успокаиваясь. Но пистолет не опуская. – Ты, рыжий ублюдок, одень ему наручники. Так… Спокойно. Шаг сюда. Да-да, ты. Вы что думали, можно просто так убить человека – без единого свидетеля? Ребята, да вы никогда не служили в полиции! Их даже искать не приходится! Вот так-то… Горн с размаху ударил Шульдиха пистолетом. Брата отшвырнуло к стене, а моя челюсть заныла, будто вспоминая. Когда Шульдих прокашлялся и приподнялся на локтях, у него был странный изумленный взгляд, а из носа крупными каплями текла кровь. -Отстань от него! Ты мне не отец! – вдруг истерично взвизгнула Эйприл. Кошачьи глаза сузились и странно загорелись. Никогда еще я не видел у нее таких глаз и не слышал этого странного, пронзительного голоса. – Ты – не мой отец, дошло, подонок? Я не могу быть дочерью такой твари, как ты! Думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, я не умею слушать? Да я всем расскажу, как ты… -Заткнись, сучка! – Горн сделал шаг вперед. Я с вдруг похолодевшей спиной схватил Эйприл за плечо, заставив рукав платья сползти вниз. Увидев это, Горн снова затрясся в приступе праведного гнева. Он резко дернул Эйприл за руку, выволакивая на середину комнаты. Я бросился вперед, но опоздал. То, что произошло дальше, не имеет названия. А уж тем более, объяснения. Именно поэтому я все еще пытаюсь хранить эти воспоминания подальше от собственного разума. В могиле под названием «память» с красивым обелиском из белого мрамора. Цвета невинности. Не знаю, что Горн планировал сделать с нами, но дочери он всего лишь влепил пару оплеух, а потому отшвырнул съежившуюся девушку к стене. Где стоял ящик с еще нераспроданными винтовками. Об угол которого Эйприл и раскроила себе голову. На пол брызнули светло-серая жидкость и ярко-красные капли. Мы все трое замерли: Шульдих – на полу, лежа на локтях и изумленно уставившись на нас полным наркотической поволоки взглядом. Кажется, у него начался «откат», вряд ли он понимал хоть половину происходящего или же считал, что все это происходит – с большими желтыми бабочками. Не знаю. Горн застыл, полуобернувшись и, кажется, начисто забыв про пистолет. Я замер, уже в двух шагах от него, тоже ничего не помня о том, что собирался разорвать кого-то на куски собственными руками. -Тыковка?...- потрясенно сказал Горн глухим голосом, а я невольно отступил назад, продолжая по-идиотски пялиться на обмякшее тело девушки, в которой мое сознание отказывалось воспринимать ту, которая так жарко ласкала меня на пьяном от дневного солнца песке. Потому что отчетливо увидел, как за кряжистой фигурой шерифа, не замечаемый никем, кроме меня, появился старина Флэтчер. Абсолютно реалистичный и даже попахивающий мертвец с раздувшимися синими щеками, изъеденными рыбьей братией, в расползшейся на клочки, промокшей ковбойское шляпе и с черной дыркой на лбу. -Господи всемогущий, какие большие бабочки!… - кажется, это сказал Шульдих, а Флэтчер приложил палец к бескровным губам, продолжая непонятно улыбаться, а потом – тем же пальцем поманил меня к ...
Соня Сэш: ... себе. И начал распадаться – от него расходилось сияние. Десять тысяч тонких золотых нитей, словно стащенных у норн. Как огромный инопланетянин, распустивший щупальца. Как взрыв сверхновой. Как одна большая вспышка. И я увидел то, что хотел показать мне Славный Парень с Дикого запада. Теперь я знал, что Горн продержится на посту шерифа еще очень долго. Что двое молодых отморозков, убивших его дочь, будут застрелены при попытке сопротивления приехавшему арестовать их шерифу. Что в городке будут царить мир и спокойствие, и всем будет плевать, что на границе штата периодически пропадают проезжающие на машинах одинокие женщины. Всем будет плевать. Мало ли людей пропадает без вести на дорожных Трассах Соединенных Штатов ежегодно? Посмотрите новости, почитайте в газетах статистику. Мы вообще живем в ужасном мире, и не съесть ли мне сегодня пиццу после работы? Я знал, что дом Горна будут обыскивать отнюдь не в связи с пропажей девиц. В первый раз Папаша Горн совершит ошибку, когда допустит, чтобы его заключенный, молодой правонарушитель, разбил себе голову о стену. Такое ужасное самоубийство, и кто-то догадается проверить, не было ли перед смертью внутри несчастного каких-нибудь инородных твердых предметов? Не ломал ли кто-то ему пальцы и не совал ли под ногти иголки в стиле средневековой инквизиции? И когда вскроют гараж для катеров, окружная полиция в полной растерянности для себя обнаружит там множество интересных вещей, которые Горн хранил на память о своих бесчисленных жертвах. Женские шейные платки, отрубленные руки, изящные сумочки, отрезанные уши с дорогими серьгами, белоснежные пахнущие потом платочки и вырванные ноздри. Шериф небольшого городка – все равно что Бог. Власти примерно столько же. Безнаказанности – тоже. Скоро Горн докатится до этого. Очень скоро… почти сразу после того, как умрет от кровоизлияния в мозг от удара по голове его жена. А пока что он чист и невинен… если не считать, что только что из-за него погибла его собственная дочь. Впрочем, об этом суд никогда не узнает. Нет, его не посадят на электрический стул. Он умрет раньше, не дожив до суда. Тихо, во сне, а утром его обнаружат в камере с улыбкой на губах – должно быть, в Аду его приняли с праздником. Впрочем, я слишком хорошего мнения об Аде, чтобы решить, что он там прижился. В противном случае мы снова встретимся – и тогда я еще раз сделаю то, что сделал. Вот о чем рассказал мне Флэтчер, моя личная Смерть без косы, но в ковбойской шляпе, безумный проект работы моего подсознания. Позже я предпочел просто забыть об этом – совершил настоящее погребение под слоями сырой глины самооправданий. Я ни на секунду не поверил в то, что это – будущее, которое ждет всех нас. Если я, конечно, не вмешаюсь. Ну, разве что на секунду. Потому что подобные галлюцинации не могут указывать на психическое здоровье своих производителей. Как и тот факт, что неправленый в мой живот пистолет и наручники отнюдь не помешали мне броситься на Горна и бить его головой о влажные доски пола, пока тот не потерял сознание. А потом я подобрал пистолет – и пристрелил шерифа Горна к чертовой матери. Вспышка. Прокрутка в будущее. Аризона встречает нас песчаными бурями, о которых тревожно повествует радиоприемник. Кактусы и юкки, раскаленный ад, только бизонов нет – их давным-давно истребило жадное до выживания человечество. Индейцев, впрочем, тоже осталось маловато. Мы выходим из Игрушки, громко и нервно хлопаем дверьми. Смотрим молча на белый на фоне ярко-синего неба остов заброшенной католической церкви. Шульдих достает из кармана пачку сигарет, вытряхивает из нее последний белый цилиндрик, недовольно чертыхается и закуривает. Давится горячим дымом и надрывно кашляет. Жутко обгоревший на солнце Джей вытирает взмокший лоб с прилипшими белесыми прядями. Видимо, крем от загара уже не спасает. Белая рубашка Наги стала темной от разводов пота, но сам он – пожалуй, единственный, кто переносит жару нормально. Лично я уже готов сложить лапки и попросить о пощаде. «Интересно, умирать от жажды – это больно? – задумчиво спрашивает Шульдих в пустоту. – Или это похоже на страшный сушняк?» Джей снова осторожно снимает со лба прилипшие пряди. «Боль и смерть – неразрывно связаны. Как страдание и наслаждение. Это близнецы. Надеешься умереть безболезненно? Наивный!» Я начинаю думать, мы уже все помешаны на смерти. Глаза Шульдиха нехорошо сверкают, и секунду позже по физиономии (сейчас - не поворачивается язык назвать это лицом) Джея расплывается довольная ухмылка. Он кивает. Вот и поговорили. Кажется, я начинаю привыкать к общей странности этого мира. Машину мы замечаем сразу. Но еще раньше меня охватывает странное чувство – будто я снова оказался беззащитным. Будто меня снова могут заставить делать то, чего мне совершенно не хочется. Будто я – это не Брэд Кроуфорд, великий аферист от дороги, гениальный мошенник пустого кошелька и фантазер великих джунглей любого города. А – просто Брэд, который любим и любит, а поэтому – уязвим… Это – черный «роллс-ройс» модели, которую часто используют ребята из высшего света. Я на секунду закрываю глаза и думаю о Ране. Странно, что это осталось моим секретом – то, как часто я теперь думаю о Ране. Ведь под моим боком – настоящий телепат, или, как называл Пауэл – Щупач. По крайней мере, Шульдих ничем не выдал, что он знает. На всякий случай я осматриваю брата с головы до ног. Обычно взъерошенный, Шульдих изучает чужаков взглядом. «Это еще кто?» – спрашивает он настороженно. Джей пожимает голыми, красными от загара плечами: «Когда я был здесь первый раз, никого не было. Тут рядом индейские резервации. Местные рассказывают о Великом Шамане, который некогда жил в этих краях. Возможно, поэтому Бог не мог просмотреть это место?». «Он не Бог, - рассеянно поправляет его Шульдих. – Обычный психопат». «На вкус и цвет», - не спорит Джей. Шульдих ожесточенно добивает сигарету и выбрасывает ее под ноги. «Хрен с ним. Эти ребята – явно не шаманы». Трое парней в черном выходят из «роллс-ройса». Они выглядят такими свежими, что я невольно начинаю завидовать. И ведут себя так, будто это не от них за милю несет неприятностями. Словно они только что вернулись с приема по случаю приезда английского посла. Я изо всех сил зажмуриваю глаза, но молния не появляется – здесь мои способности не работают. Джей был прав – не знаю, в шамане дело или в чем-то еще, но ни Бог, ни Пауэл, ни Барбара, ни так называемые ОНИ – здесь нас не достанет никто. И этот факт меня радует. Более того. Он меня - просто вдохновляет. «Кажется… наверное… думаю, я их знаю», - неожиданно говорит Наги, так тихо, что я вынужден прислушиваться. Мальчик, в обычное время предпочитающий ошиваться рядом со мной, не спеша, направляется к чужакам. Завязывается диалог на чистейшем японском, за которым мы следим, привалившись в разных позах к машине и защищаясь от солнца выставленными ладонями. Поговорив, Наги возвращается ко мне. Встает напротив, так, что я почти не вижу его лица, и говорит: «Дядя Брэд, они знают, кто мы. Вернее, они знают, кто те трое, с которыми я ехал. Помнишь разбитую «феррари»?… Похоже, они приняли вас за них. И попросили уточнить у босса, согласна ли команда Шварц работать на разведывательное управление и могут ли они прямо сейчас изложить нам суть работы. Мол, с Розенкройц они уже разговаривали… Практичные ребята. Дядя Брэд, они предлагают нам деньги». «Сколько?» - машинально уточняю я. Наги называет цифру. Шульдих присвистывает и с надеждой смотрит на меня. Джей тоже смотрит на меня. И Наги. Я задумчиво смотрю на «роллс-ройс» и терпеливых ребят из правительства. Во мне поднимается злобная радость. Неплохой способ исправить наше положение. В конце концов, мы что, мало работали? «Наги… Кто были те трое?» - спрашиваю я, но малыш только болезненно морщиться: «Я же говорил, что не помню… Может быть, не хочу вспоминать. Что-то подсказывает, что они и я - работали вместе, и направлялись именно сюда…Неважно. Дядя Брэд, так что мы будем делать?». Вот так вот. «Мы». Не «вы». Он достаточно умный пацан и мог бы давно свалить от компании сумасшедших, привязанных друг к другу словно незримой нитью… Но почему-то я точно знаю, что такого подарка судьбы мне не дождаться. «Решай, Вождь», - поддерживает его Шульдих. – Чего такого могли эти «Шварц», чего не можем мы?». А Джей просто кивает, внимательно пялясь в мою сторону единственным глазом. Я пожимаю плечами, на которых мои приятели только что торжественно возложили золотую цепь ответственности. «Наги, скажи им, что команда Шварц согласны работать с ними, если они удвоят сумму. И еще скажи, что переговоры мы будем вести в отеле, желательно с бассейном, и я могу говорить с ними по-английски». В конце концов, теперь не имеет смысла предпринимать попытки скрыться от это вездесущей Розенкройц, кем бы ни были ее обитатели. Если попробовать не бежать от Судьбы, а – использовать ее в своих целях? Может, и выгорит. К тому же Пауэлл лично обещал - все будет о кей, так что время подумать, что с этим делать дальше, еще остается. «Хорошо, дядя Брэд»,- Наги собирается ускользнуть, но я его останавливаю. Не знаю, кто эти Шварц, чем они занимались и что из рода их занятий сейчас предложат нам. Я даже не знаю, будем ли мы завтра живы -будущее можно изменить, в этом я убедился лично. Но кое-что я знаю точно – кем бы они ни были, они бы не стали бегать за каким-то там правительством. В конце концов, никто не мешает мне покопаться в Интернете, в архивах и газетах. Никто не мешает мне выучить японский. Никто не мешает мне влезть в чужую шкуру – я и так уже не помню, где мое настоящее обличие. Если столько врать – можно ведь и привыкнуть… Главное – удачно приземлиться. На обе ноги. Потому что в случае неудачи – не исключено, что сломаешь себе шею. «Называй меня - Брэд», - говорю я для польщенного Наги и улыбаюсь ребятам в черном любимой зубастой улыбкой американских президентов. Они как раз решают, стоит ли ждать, пока мы подойдем, или подойти самим. В конце концов, из группы отделяется один и идет к нам, снимая на ходу черные очки. «Шоу должно продолжаться», - радостно цитирует Шульдих. Похоже, у него хорошее настроение. Впрочем, у него - всегда хорошее настроение. Хоть кому-то из нас повезло. Я на секунду закрываю глаза и думаю о Ране. Вспышка. Быстрая прокрутка в прошлое.
Соня Сэш: Ягуар был ярко-красным, блестящим и новеньким, а взламывать замки я научился еще на первых порах своей полукриминальной деятельности. Сделав это сейчас, я с удивлением обнаружил, что угон после убийства уже действует на нервы как-то слабо. Как если после крепкого виски выпить банку легкого пива. -Шульдих, поищи в бардачке путеводитель, - я обернулся, так и не дождавшись ответа. В глазах брата я увидел только осколки реальности, словно кто-то разбил красивую вазу из зеленого стекла. Шульдих расслабленно валялся на пахнущем кожей сиденье, его рот был приоткрыт, из уголка стекала тонкая струйка крови. Взгляд в никуда. Зажатая в тонких пальцах сигарета, которую давно никто не курит. Он казался таким беззащитным. До меня дошло, что с того момента, как мы перетаскивали нехитрые вещички на катер, он не сказал мне ни слова. Я нашел руку Шульдиха, неприятно вялую, и крепко ее сжал. В горле стоял горький комок, но плакать я не мог – в лицо мне били порывы сухого терпкого воздуха, высушивая скупые мужские слезы. -Ничего, - сказал я разбитыми губами. Мне было все равно, что говорить, нужных слов, чтобы описать происходящее, все равно не существовало. – Ничего. Мы выкрутимся. Мы всегда выкручиваемся, верно? А все потому, что мы – не такие, как все. Мы – особенные. У нас есть все необходимое, чтобы выжить. Знаешь, откуда мы взялись? Когда-то давно в Пентагоне был реализован проект «Детки». Они работали над созданием новой расы – расы прирожденных разведчиков, наделенных инстинктом убийцы и умением выкрутиться из любой ситуации. Потом они с помощью врачей вкололи нужный раствор тысячям матерям. Нас много, Шульдих, ты не поверишь, как нас много. Шульдих повернул голову ко мне. В его глазах отразилось черное ночное небо. Он поднес узкую ладонь с сигаретой к губами и сделал одну медленную, задумчивую затяжку. И я зачем-то продолжил: -Нас – целый мир. И каждый из нас добирается до своих самостоятельно, только, чтобы мы не потерялись в этих лабиринтах трасс, нам оставляют Знаки и посылают Проводников. Они помогают добраться до Базы, где такие, как мы, прячутся от невзгод. Проводника трудно отличить от случайного попутчика, а на пути к Базе всегда - много опасностей, таким, как мы, редко везет просто так… Мы найдем своего Проводника, братик. Я обещаю. И доберемся до Базы. Ты мне веришь?... Я говорил всю эту чушь, сам не зная, зачем, как будто рассказывал сказку, чувствуя, как скапливаются на радужке невыплаканные слезы. Шульдих так и не сказал мне в ответ ни слова. А я – так и не заплакал. Я заплакал позже. Свернувшись в комок на кровати ближайшего мотеля и вцепившись зубами в краешек одеяла. Меня трясло, а по щекам бежали слезы. И когда они попадали на губы, можно было представить, что купаешься в море. А рядом с тобой – купается Эйприл. Шульдих не спал. По крайне мере, он встал почти сразу. Подошел, сел рядом на кровать и принялся гладить меня по голове с расстроенным лицом. Так и гладил, пока я не заснул. А утром, после душа, вышел в одном полотенце и задумчиво сказал: -Знаешь, Брэд. Мне кажется, следует начать с Техаса. Все равно по пути – до Мексики… -Начать «что»? – я с ужасом рассматривал в зеркале опухшие веки и не сразу понял. -Искать Проводника, который укажет нам верный путь, - пояснил Шульдих на полном серьезе. Он подошел и встал сзади, отражаясь в зеркале вместе со мной. – В конце концов, нам же нужно найти своих и добраться до Базы. А тогда – все будет хорошо. Мне кажется, мы заслужили немного покоя. Или я не прав? -Н…ну да, - я изумленно посмотрел в зеленые глаза. Шульдих выглядел ожившим и вполне веселым. В его голосе, походке, словах и прищуре играл обычный оптимизм. -Мы найдем Проводника и будем счастливы, - кивнул он не то мне, не то – своему отражению. – Ты сам так сказал. Именно в этот момент я наконец понял, что натворил. Я до сих пор не могу простить себе. Меня утешает только одно – кажется, Шульдиху так действительно лучше. Если реальность оказывается никуда не годной штукой – от нее хочется убежать. А куда еще убегать, как не в какую-нибудь красивую сказку? Стоп-кадр. Настоящее. Наконец-то! У меня все-таки получилось. Я выжат окончательно. Теперь вспышки стали приходить реже и действовать дольше, чтобы я успел рассмотреть подробности. Я даже приблизительно начинаю отличать воспоминания о прошлом от видений будущего. Мне становится страшно при мысли о том, что, возможно, уже умер, и это – мой собственный ад. Хотя нет. Тогда где-то тут должен быть Горн. И, честное слово, я не откажусь вцепиться ему в глотку еще раз. Иногда я горжусь тем, что остановил его. Теперь, когда знаю – Флэтчер говорил мне правду. Всегда. В конце концов, он и я – одно целое. Иногда я думаю, что, возможно, мой брат меня ненавидит – за то, что я сотворил на его глазах и за то, что сделал с ним самим… «Что за ерунда, Вождь! – морщиться Шульдих. – Ты абсолютно правильно его пришил. Правда, если бы я не был так обглючен, то предложил бы помучить его перед смертью. И я никогда не верил в твою дурацкую историю. Просто сделал вид. И долго удивлялся, когда ты поверил – я что, так похож на придурка? Ты выглядел ужасно. Мне показалось, что рядом со мной сидит зомби. Да нет, с зомби, пожалуй, было бы веселее. И я притворился, что верю. Тебе была нужна соломинка, за которую можно зацепиться, верно? Ухаживать за братом, у которого съехала крыша, - вполне благородное занятие, не находишь? Во мне умер классный актер. Да, что забавно – все получилось почти так, как ты и говорил – мы особенные, и мы уже встретили Джея и Наги, так что теперь осталось найти Базу, я так понимаю, ты над этим работаешь, верно?». «Шульдих, что ты забыл в моем аду?» - сонно интересуюсь я. В конце концов, сил действительно не осталось даже на удивление. «Понятия не имею, - признается Шульдих с убийственной честностью. – Ты лежишь здесь уже месяц. Мы привезли тебя сразу после того, как ты грохнулся в обморок там, на шоссе, после Призрака… Знаешь, они говорят, у тебя коматозное состояние. Они говорят, что ты, скорее всего, уже не встанешь. Это ведь неправда? Я же с тобой разговариваю, хотя может быть, я разговариваю сам с собой или делаю вид, что разговариваю сам с собой, потому что мне очень хочется с тобой поговорить.. Короче, они требуют документы – хотят послать запрос: кто отвечает за отключение тебя от аппарата. Я пока что вру, это не так уж сложно. Ты сам показал мне, как это делается. Но есть еще другие, из Розенкройц. Барбара говорила, что уже нас ищут. А вчера она замолчала, и я беспокоюсь. Джей предлагает слинять в Аризону, говорит, там есть безопасное местечко. Но я, ей-богу, не могу оставить тебя здесь одного. Ты же меня не оставил. У меня – просто нет выбора…». Я рассматриваю фигуру брата. Кажется, его волосы от этой темноты стали еще ярче, а глаза неожиданно разгорелись зеленым. Наверное, потому что на нем зеленый пиджак. Шульдих носит пиджаки. Что-то новое. «Пришлось одеть. Здесь все такие серьезные. Если ты не в пиджаке, тебя никто и слушать не станет. Они слишком придирчивы к людям. Правда, я так и не смог заставить себя одеть это чертов галстук! По-моему, душить себя - это извращение». Шульдих наклоняет голову к левому плечу, будто к чему-то прислушиваясь. Это выглядит довольно забавно. Потом он снова обращается ко мне: «Я серьезно, Брэд. Возвращайся. Наги скучает, он успел к тебе конкретно привязаться. Да и я не готов тащить все это на себе. И кстати, ты ведь мой брат, не забыл? Я тебя очень люблю. Мне сейчас, знаешь ли, плохо – вот так сидеть рядом с тобой и смотреть. Ты такой беспомощный. Я не привык видеть тебя беспомощным. Где твоя гребаная гордость?». Я внутренне усмехаюсь. Он не говорит мне правду – он ее думает. Должно быть, я и впрямь лежу сейчас, будучи подключенным к какой-нибудь сложной штуковине, что поддерживает мою жизнь, пока моя уставшая психика пытается справиться с нахлынувшим на нее грузом. Шульдиху легче – он воспринимает жизнь такой, какая она есть. Тогда как я почему-то все время пытаюсь ее изменить. В нужную мне сторону. Здесь сухо, тепло и хочется пить. Под ногами – скользкий батут. В общем и целом, это такое милое местечко, где можно было провести остаток своей жизни. Но Шульдих продолжает говорить: «Так что вставай и рули процессом. Мы тут все без тебя, как без рук. И не думай, что я повторю это когда-нибудь. А то еще заболеешь звездной болезнью, как этот паршивец Джей. Давай Брэд. Как говорил один классный парень: вставай и иди!». И я действительно встаю. ЭПИЛОГ. I just wanna live while I'm alive It's my life Бон Джови Меня зовут Брэд Кроуфорд. По крайней мере, так написано в паспорте. Там вообще много чего интересного написано. Иногда я читаю его наедине с собой – и всегда смеюсь. Бог любит детей, дураков, пьяниц и еще немного - аферистов. Я выхожу из больницы, поддерживаемый под руку Шульдихом, который воодушевлен идеей поиграть в заботливую мамочку. Дай ему волю – он бы приготовил мне инвалидное кресло. За нами с белоснежного, как зефир, крыльца больницы наблюдают две хорошенькие длинноногие медсестры. Кажется, я их даже немного помню. Я поворачиваюсь к ним и посылаю воздушный поцелуй. Обе тут же прыскают и отворачиваются, причем одна, что постарше, еще успевает одарить меня томным взглядом. В мире так много девочек. А я выгляжу так несолидно. Может, купить себе очки? У Ягуара нас встречают запакованный во что-то чересчур мрачное Джей и серьезно-молчаливый Наги. Джей машет рукой, затянутой в черную кожу и металл, вроде средневековых наручей. Мордашка ребенка измазана мороженым. Не успел я порадоваться тому, что сейчас он кажется абсолютно нормальным, как тут же нахмурился – похоже, эти два героя-любовника слишком сильно его баловали. Наверняка, это уже пятнадцатая порция мороженого за сегодня… Когда я успел превратиться в папочку? Не припомню, чтобы у меня когда-нибудь был ребенок. Кроме Шульдиха, конечно. Брат доводит меня до машины. После четырех недель, проведенных в кровати с шуршащим и дезинфицированным больничным бельем, пахнущем хлоркой, я хожу еще с трудом, но чувствую себя вполне прилично. Бодрым и отлично выспавшимся. И главное – никаких неконтролируемых видений. Я знаю, что передышка – лишь временная. Теперь это – моя жизнь. Эти вспышки. Эти осколки настоящего, прошлого и будущего, порою никак не связанные друг с другом и с трудом собирающиеся в мозаику. Пока что с трудом. Отныне - никаких могил. Никаких обелисков. Сплошная реальность. И где-то там, в этой реальности, сейчас, возможно, умирает Пауэл. Барбара, скорее всего, уже – мертва… -О, дядя Брэд, ты живой! – «логично» обрадовался Наги, неожиданно засияв глубокими черными глазами, а Джей спокойно сказал: -С выздоровлением. Я хотел купить торт, но передумал и купил пиво. Мы загружаемся в машину. Не то цыганский табор, не то – разъездной цирк на колесах, как выразился однажды наш недошкольник. И как таких можно принять за убийц-профессионалов? Надо что-то срочно предпринять, чтобы придать нашей команде хоть немного товарный вид. Может быть, мне хотя бы удастся уговорить Шульдиха снять желтую бандану с рыжих волос? Джей открывает банку «Будвайзера» и сует мне в руки. Шульдих, похожий в своих новых шмотках на экзотический цветок или попугая, нетерпеливо барабанит пальцами по рулю: -Ну так что будем делать дальше? Мне этот городок уже глаза намозолил! Куда едем, Вождь? – и он посмотрел на меня. Джей тоже посмотрел на меня. Наги тоже. Они опять все посмотрели на меня. И откуда, спрашивается, у них эта привычка чуть что поворачивать головы, как испуганные страусы? Они достали деньги на новые костюмы и «Будвайзер», да и не то, чтобы я лежал в бесплатной больнице. Похоже, они тут и без меня неплохо веселились… Так чего теперь – смотрят, как будто я – какой-то пророк и сейчас вот-вот изреку истину? -Ну, куда направляемся? – переспросил Шульдих, аж подпрыгивая на сиденье от перевозбуждения. Я открыл рот и изрек: -Рули в Аризону, чувак! Откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза – и думаю о Ране. Вспышка. Прокрутка в будущее. Молодой, но уже солидно выглядящий и богато одетый человек с черными волосами и в очках наклоняется к стеклу и с любопытством смотрит вниз. Вертолет уносится в темнеющее небо, а на крыше высотного дома, представляющей собой идеальную площадку для взлета, красноволосый парень с исказившимся лицом что-то кричит в пустоту, отбросив в сторону попытавшегося его утихомирить приятеля. В конце концов, он бросает в воздух катану, беспомощно сверкает в лучах неона холодный смертельный металл, а поднявшийся с цементного покрытия приятель крутит у виска пальцем. Человек на переднем сиденье вертолета, всем своим видом напоминающий Большого Босса, а еще – массивного бульдога, оборачивается, чтобы заметить: -Хорошо, что вы его остановили, мистер Кроуфорд. Почему-то он говорит по-английски. С японским акцентом это смотрится смешно. Но Брэд умеет внушать уважение. -Это – моя работа, мистер Такатори, - отвечает Брэд, даже не оборачиваясь. Его зачаровывают двигающиеся внизу фигурки, которые становятся все меньше. Остановил? Вот идиот! Такие – не останавливаются. Когда небоскреб, наконец, исчезает из поля зрения, сменяясь на многочисленные огни внизу, Брэд расслабленно откидывается на спинку сиденья. Рядом продолжает что-то говорить Такатори, мужик вообще явно любитель поболтать, но телохранитель уже его не слушает. Если бы сейчас кто-то посмел напасть на босса, вряд ли бы он шевельнул хоть пальцем. Остаться без заказчика – не такая уж страшная потеря. У мистера Кроуфорда есть деньги, которые он слегка презирает, и есть связи, которые он создает, как паук плетет паутину, с тем, чтобы было чем заняться, когда они покончат с Эстет, где его считают отличным прогнозистом и ценным кадром. Так ему посоветовал когда-то ныне покойный (застрелен в собственном кабинете при попытке ограбления) отличный юрист Г. Тэллер. Мистер Кроуфорд никому не уступает, как научил его когда-то уже мертвый (избит насмерть бандой отморозков) отчим. Мистер Кроуфорд – опытный любовник, он трахается с самой Жизнью – и всегда оказывается сверху. Он никогда не забывает слова постаревшего Рэмбо с культей капитана Крюка – бывшего хозяина авторемонтной мастерской в Техасе (погиб в автокатастрофе – сбит пьяным молодым водителем). У мистера Кроуфорда – странные глаза. В них трудно смотреть долго – потому что сквозь мутно-коричневое стекло порой выглядывает некий мертвец в ковбойской шляпе, который всегда знает – что будет дальше. Потому что мертвый бобер – счастливый бобер. И еще у него славная команда: Шульдих сейчас прощупывает почву в отношении контактов с боевиками Сирии, у него неплохо получается запудрить людям мозги – в прямом и переносном смысле, из него вышел бы отличный коммивояжер. Фарфарелло заказала ИРА для каких-то своих личных целей, вот, должно быть, парень отрывается, он только на той неделе приобрел себе новый стилет скрытого ношения – длинный и тонкий, на конце - как очень острая иголка. Наги – дома, в спокойной обстановке, занимается промышленным шпионажем для компании «Кока-кола» – вряд ли создатели знаменитого напитка «Пепси» когда-нибудь узнают, что на их сайтах побывал один юный и талантливый хакер, снабженный лучшей аппаратурой. Все – при деле, сытые и довольные, полностью удовлетворенные жизнью. Ну, или почти все… Брэд закрывает глаза и думает о Ране. Он думает о мобильном телефоне, который лежит в сейфе вместе с важными документами, подальше от любопытного Шульдиха. Думает с теплотой, как о чем-то живом и хорошем. За всю свою жизнь в качестве «мистера Кроуфорда» он так и не позвонил ему. Сперва было страшно – а вдруг кто-нибудь использует парня, чтобы добраться до него? Страшно не столько за себя – хотя по какой-то страной причине ему все еще хотелось жить – сколько за него, глупого упрямого мальчика… Затем было некогда, они зарабатывали репутацию и шли вверх… вернее, прыгали все выше, впервые осознав, какой свежий там, вверху, воздух, какое чистое небо и как им повезло получать такой чистый кайф от прыжков на батуте, недоступный простым обывателям с их глупыми размеренными жизнями. А потом – потом он не мог заставить себя набрать номер и просто сказать - «Привет». Вполне возможно, на том конце трубки его встретила бы - ледяная тишина. К тому же Брэд не уверен, что позвонить и, наконец, приземлиться – это не одно и то же. И это приятно щекочет ему нервы всевозможными опасениями. Он мог бы заглянуть в будущее – но не спешит это сделать. А вдруг он увидит там то, что ему не понравиться? В принципе, если закрыть глаза на все вышесказанное, можно ведь и позвонить. Напомнить о своем существовании. Хотя бы просто спросить, как дела. Признаться, что элегантный мужчина в белом костюме, как у убитого в перестрелке Накмуры-самы, с холодными глазами – это и есть он, тот самый бродячий пес с трассы. Вериться, конечно, с трудом, но чего не бывает в этой жизни. Нет, нужно обязательно позвонить. Если он не сменил номер. Впрочем, Брэд был уверен, что не сменил. Или можно даже встретиться… Но не сейчас. Потом. Когда Ран успокоится. Иначе он припомнит ему не только Хиросиму, но, пожалуй, еще и Курилы. Хотя вот тут ни Брэд, ни американское правительство, ни милые старички Эстет и вся чертова Розенкройц – совершенно не при чем. Вспышка.
Lantana: Соня Сэш Это совершенно потрясающе. Но, боюсь, прежде. чем я смогу говорить об этом связно, надо будет перечитать как минимум пару раз.
yisandra: Ой, продолжение! Радостно поволокла читать.
menthol_blond: Соня Сэш Совершенно нереальный текст, вышибающий напрочь мозги и вводящий в состояние, похожее на анабиоз... Тень Набокова, запах Тарантино, шепот Сэлинджера... Текст удивительно осязаемый... С запахами, звуками, яркостью отснятого рабочего материала, достоверностью восприятия, с интоннациями рассказчика и реалиями, собранными в странный паззл... после такой версии альтернативные тексты о том, как Шварцы стали командой уже не читаются. спасибо
Angell: Мощно. Глобально. Но по части взламывания мозгов не покидает ощущение, что это уже когда-то было. Нечто подобное, похожая идея... Зато прописано - по песчинке пляжа и каждой капле дождя.
Viresse: Соня Сэш Ой! "Человек без лица" =)
nati2501: Поразительно....сильно..и очень талантливо.. Грусть охватывает..щемящая...но вместе с тем светлая... и очень хочется...куда-то далеко...в неизвестное... спасибо...
ТТ: спасибо, я кончил (с). уникально. красиво. Ран именно такой, какой надо. Брэд... удивительное дело - вы описываете события до всех возможных канонов, а представляется в итоге то, что будет после всего, после Глюэна, когда "Ран успокоится". огромное спасибо за текст. по нашему ОТП так давно ничего не было. Америка завораживает своей настоящестью. я когда-то болела этим всем - юкки, километры дорог, жара, "самые надежные копы в мире", маленькие одинаковые города, марево над прерией. очень приятно это все видеть в фике по ВК. что-то такое... "я сижу под лимонным деревом". текст законченный, но прямо-таки еще хочется)
Соня Сэш: Lantana Сложно, да? Сама задолбалась, составляя эту мозаику в связныйтекст! yisandra Ну и как? menthol_blond Два моих любимых автора и один режиссер! Ух ты, если хоть чуть-чуть похоже... Спасибо! Angell Э-э, может быть. Ничто не ново под Луной и все такое... а что конкретно, может, я вспомню, откуда это? Viresse Он самый! Классная книга про расу телепатов, соссуществующую с людьми. Искала новую терминологию, прочитала снова, протащилась и под горячую руку даже назвала в честь главных героев оригинальных персонажей. Был бы третий, назвала бы Ричем! ))))) nati2501 очень хочется...куда-то далеко...в неизвестное Как говорил некто Малдер: "истина где-то рядом". Хочется верить, что неизвестное - тоже... ТТ "я сижу под лимонным деревом". К сожалению, никогда не пробовала, не была в Америке, но не отказалась бы... есть во всем этом что-то завораживающее. Спасибо! Зы. А что такое ОТП?
ТТ: Соня Сэш хы) я тоже не была. но очень-очень старалась узнать и понять. а эта строчка - из песни "Lemon Tree" группы Fools' Garden, для меня достаточно знаковой... слушаю и вижу прямо-таки: сидит Брэд под лимонным деревцем где-нибудь один и с закрытыми глазами дууумает. о Ране)) ОТП - one true pairing. наш единственный и великий. для меня в ВК это Брэдораны)
Соня Сэш: ТТ А я-то думаю, откуда я эту строчку помню! ))) Брэдораны - это хорошо. И даже полезно - для поднятия настроения )))
Юца: Вкуснятина..... Трасса 60!? (Вроде бы Соня Сэш где-то о ней упомянала) Группа из ниоткуда, собравшаяся из-за обстоятельств, з-з-з-з-з.
yisandra: Ах, я прочитала два раза. Мне очень понравилось. Это по-своему уникальное произведение. Скажу только одно - абсолютно не анимешный фик, герои видятся реальными физическими товарищами, как в фильме. Остальное - при личной встрече. Спасибо огромное за доставленное удовольствие .
Соня Сэш: Юца Спасибо! О, это вообще - моя любимая фильма. Молодой парень, мчащийся на красной машине по несуществующей трассе в попытках научится делать правильный выбор... м-м-м, пальчики оближешь! ))) Вспомнила еще фильм, который навевает похожие ассциации - "Достучаться до небес". Машина там, правда, не красная, но смесь романтики, стебнейшей комедии и высокой трагедии просто поражает! yisandra Пажалста, заходите еще Да, анимэшности, пожалуй как-то маловато... ну, наверное, и ладно? )))
Юца: Соня Сэш пишет: О, это вообще - моя любимая фильма. Я его тоже обожаю, однако мое коварное ассоциативное мышление от Трассы 60 плавно так перешло к Алисе в стране чудес (этакая мужская версия).
yisandra: Соня Сэш Это был комплимент, дурашка.
Соня Сэш: Юца А кто будет белым кроликом? yisandra От тебя дождешься... Да поняла я, поняла. Спасибо!
нафаня: Ну и фантазия. Так проамериканизировать ВК!
Соня Сэш: нафаня Это меня, видимо, все-таки американские фильмы портят. Посмотришь так что-нибудь - и везде потом Штаты глючатся ))) Спасибо!
lilith20godrich: Соня Сэш Действительно, у вас феноменальное воображение. И еще удивительный писательский талант и неповторимый стиль.
Dickicht: Соня Сэш круто! история вышла исключительно интересная, захватывающая. прочиталась на одном дыхании. герои кажутся настоящее настоящих ) и вы очень красиво рассказываете
Юца: Соня Сэш пишет: А кто будет белым кроликом? Курильщик!?
Соня Сэш: lilith20godrich Скорее, мусор подсознания Спасибо! Dickicht герои кажутся настоящее настоящих Спасибо. Они - те, кто перед настоящими, думаю... Юца Не, он уже на роли Мирового Зла :)
beside: Удивительно, что так мало отзывов здесь и в других местах. Сама нашла «Прыжки…» здесь: http://awards.ruslash.net/main.php?m=vote. Думаю, ситуация измениться – об этом говорит голосование :) Чудесная самостоятельная вещь. Прекрасный язык. Достоверность - поверила, что все так и было :) Спасибо огромное, Автор. …Только что закончила читать. Еще в процессе нашла Вас на дайриках, внесла в избранное. Тоскливо все равно. Влюбленность в конкретных героев дело такое… детское :)
Viresse: После первого прочтения сказать было нечего, настолько это все было обалденно! Но и сейчас это обалденно, крышесносно и в общем-то, имеет мало отношения к WK. Автор - вы круты! C удовольствие проголосовала за фик на на RSYA, с удовольсвтем увидела что нас таких много!
полная версия страницы